Сны и их толкование (Адлер)

Цель толкования сновидений состоит в том, чтобы показать больному его
подготовительную работу и упражнения, которые обычно разоблачают его как
аранжировщика своего недуга, продемонстрировать ему, как он, опираясь на
иносказательные символы и тенденциозно подобранные эпизоды, пытается
подойти к имеющимся у него проблемам с той стороны, которая позволяет ему
осуществить свое индивидуальное желание, заранее уже предопределенное его
целью фиктивного превосходства.
Мы имеем дело с древней проблемой, которую можно проследить вплоть до
колыбели человечества. Глупцы и мудрецы бились над нею, короли и нищие
хотели расширить границы своего миропонимания с помощью толкования снов.
Как возникает сновидение? Что оно собой представляет? Как расшифровать его
иероглифы? В чем его смысл? Его цель?
Египтяне, халдеи, иудеи, греки, римляне и германцы прислушивались к
руническому языку сновидений, в мифах, сказаниях нередко скрыты следы
напряженных исканий понимания снов, их толкования. Снова и снова как
заклинание повторяется мысль: сон может открыть будущее! У знаменитых
толкователей снов в Библии, Талмуде, у Геродота, Артемидора, Цицерона, в
«Песне о Нибе-лунгах» звучит убеждение: сновидение — это взгляд в будущее!
И все помыслы были направлены на то, чтобы научиться толковать сновидения и
выведать будущее. И даже сегодня желание постичь неведомое постоянно
связывается с мыслью о сновидениях. Углубленное изучение сновидений говорит
о том, что в осуществлении сновидения, равно как и всякого другого явления
душевной жизни, задействованы психические силы индивида. Но тогда сразу же
возникает вопрос, показывающий нам, что возможные перспективы пророческих
снов установить не так уж легко, что они скорее способны запутать, чем
прояснить ситуацию. Этот трудный вопрос звучит следующим образом: неужели
человеческому духу и в самом деле не дано заглянуть в будущее хотя бы в
известных пределах, если он сам участвует в создании этого будущего? Разве
догадка, которую высокопарно называют еще и «интуицией», не играет в
человеческой жизни намного более важную роль, чем это полагают иные
несведущие критики?
Объективное наблюдение позволяет получить нам здесь своеобразное
знание. Если этот вопрос ставится напрямую, то человек, как правило,
отвечает на него отрицательно. Однако не будем обращать внимания на слова и
мысли, которые выражают вслух. Если же мы обратимся к движениям, позам,
поступкам человека, то получим совершенно другой ответ. Хотя мы и отрицаем,
что можем заглянуть в будущее, весь наш образ жизни выдает наше желание с
уверенностью предсказывать будущие события, предугадывать их. Наши поступки
явно указывают на то, что мы — right or wrong — придерживаемся наших знаний
о будущем. Более того! Легко доказать, что мы вообще не могли бы
действовать, если бы собственное представление о будущих событиях — которых
мы желаем или боимся — не подстегивало бы нас, не направляло, не
останавливало и не заставляло их избегать. Мы постоянно ведем себя так, как
если бы заранее уже знали будущее, хотя и понимаем, что знать ничего не
можем.
Начнем с мелочей жизни. Когда я что-нибудь себе покупаю, я предчувствую
приятное, заранее радуюсь, предвкушаю. Зачастую только лишь эта твердая
вера в заранее прочувствованную ситуацию с ее приятными или неприятными
сторонами может заставить меня действовать или остановиться. То, что при
этом я могу заблуждаться, не может мне помешать. Или же я могу
остановиться, чтобы, одолеваемый пробудившимися сомнениями, заранее
взвесить две возможные в будущем ситуации, не приходя ни к какому решению.
Когда я лягу сегодня спать, я не буду знать, что случится завтра утром при
пробуждении, — однако я с этим считаюсь.
Но разве я действительно это знаю? Знаю так же, как то, что сейчас стою
перед вами и гово-
рю? Нет, это знание совсем другого рода. В моем сознательном мышлении его
найти нельзя, но в моих манерах, в моих поступках отчетливо видны его
следы. Русский исследователь Павлов сумел показать, что у животных, когда
они, например, ожидают определенную пищу, в желудке выделяются
соответствующие, необходимые для пищеварения вещества, как будто желудок
заранее знал, догадывался, какую еду он получит. Но это означает, что наше
тело тоже должно считаться со знанием будущего, если оно хочет
соответствовать требованиям реальности, действовать. То есть оно
проделывает подготовительную работу, как бы предчувствуя будущее. И в
последнем случае это принятие во внимание будущего также не имеет ничего
общего с осознанным знанием. Однако обсудим это! Могли бы мы действовать,
если бы своим сознанием, своим знанием настоящего должны были охватить
будущее? Разве рассуждения, критика, постоянное взвешивание всех за и
против не были бы непреодолимым препятствием для того, что, собственно
говоря, нам и необходимо, — для действия? Следовательно, наше мнимое знание
будущего должно находиться в бессознательном, должно быть недоступно
пониманию и сознательной критике. Существует широко распространенное
душевное расстройство, которое может проявляться с разной степенью тяжести
(мнительность, навязчивое раздумье, fblie de doute), где внутренняя
потребность действительно заставляет пациента безуспешно искать единственно
верный путь для утверждения своего величия, своего чувства личности.
Тягостное выяснение своей судьбы в будущем настолько усиливает
неуверенность в себе, предчувствия настолько становятся осознанными, что
следует ответный удар: невозможность разумом точно познать будущее
наполняет пациента неуверенностью в себе и сомнением, и любое его действие
нарушается из-за постоянных колебаний. Это противоречие приводит к
появлению бреда, мании, где тайная, обычно бессознательная цель будущего
выступает на передний план, совершает насилие над реальностью и со злым
умыслом склоняет сознание к невозможным допущениям, чтобы защитить больное
самосознание от промахов в совместной жизни в обществе.
То, что сознательное мышление играет в сновидениях второстепенную роль,
доказательств не требует. Большей частью молчат также и отдыхающие в это
время органы чувств, способные критически оценить ситуацию. Что
невероятного в том, что теперь ожидания, желания, опасения, которые из ядра
личности распространяются на актуальную ситуацию спящего, проявляются во
сне менее завуалированно?
Пациент, страдавший тяжелой формой табеса, со значительно ограниченной
подвижностью и чувствительностью, и сделавшийся в дальнейшем из-за болезни
слепым и глухим, был помещен в больницу. Так как не было никакой
возможности с ним объясняться, его положение оказалось в высшей степени
необычным. Когда я его увидел, он непрерывно требовал пива и покрывал некую
Анну отборной бранью. Непосредственное желание пациента и способ его
осуществления были весьма стойкими. Но если представить себе
функционирующим какой-либо из органов чувств, то становится ясным, что не
только его желание выражалось бы по-другому, но и ход его мыслей протекал
бы совсем иначе, скорректированный его положением. Таким образом, выпадение
во сне коррекционной функции психики проявляется во многих направлениях:
прежде всего в смещении поля зрения в бескрайнюю фантазию, а также в
беспрепятственном выдвижении на передний план цели. Последнее — в
противоположность бодрствованию — неизбежно ведет к усилению и
акцентированию желаний, к аналогичным по содержанию, таким же обманчивым,
но более заостренным выражениям и преувеличениям, которые, однако, опять-
таки могут ограничиваться и сдерживаться вследствие стремления спящего к
предосторожности. Хавэлок Эллис («Мир сновидений», Вюрцбург, 1911), приводя
для объяснения другие причины, также отмечает это обстоятельство.
Основываясь на воззрениях других авторов, и в вышеупомянутом случае, и при
анализе сновидений, можно считать, что вчувство-вание в реальную ситуацию
может вызвать «рационализацию» (Ницше) конечной цели и ее «логическую
интерпретацию».
Тем не менее предвосхищающая, предвидящая функция сновидений,
направляющая действия индивида, всегда вполне очевидна4, она
свидетельствует о подготовительной работе спящего в связи с его актуальным
затруднением, которая соответствует линии жизни индивида, но не common
sense, и всегда имеет своей целью самозащиту. Попробуем проследить эти
линии на одном примере. Пациентка с тяжелым страхом открытых пространств
заболела кровохарканьем и, так как была прикована к постели, не могла вести
свое торговое дело. Во сне она увидела следующее:
«Я вхожу в магазин и вижу, что девушки играют в карты».
Во всех известных мне случаях страха открытых пространств этот симптом
всегда оказывался наиболее подходящим средством для того, чтобы возложить
на других — на свое окружение, родственников, супруга, на подчиненных —
разного рода обязанности и словно царь и Бог устанавливать свои законы.
Помимо прочего, это достигается приступами страха, а также тошноты и рвоты,
благодаря чему больной приковывает к себе желанных лиц и отдаляет от себя
нежеланных. Каждый раз в таких случаях мне приходит на ум значительное
сходство с плененным римским папой, наместником Бога на земле, который,
отрекаясь как раз от своей свободы, усиливает религиозные чувства верующих,
а затем вынуждает ходить к себе на поклон вельмож («идти в Каноссу»), не
позволяя им рассчитывать на ответный визит. Сновидение приходится на тот
период, когда это взаимодействие сил было уже очевидным. Его интерпретация
лежит на поверхности. Сновидица переносится в будущую ситуацию, когда она
уже сможет встать с постели и обнаружит различные прегрешения. Вся ее
душевная жизнь проникнута убеждением того, что без нее не может быть
никакого порядка. Это убеждение она отстаивает и во всей остальной своей
жизни, каждого ставит на свое место и с невообразимой педантичностью все
исправляет. Ее неусыпная подозрительность постоянно вскрывает ошибки других
людей. Она стала такой изощренной в своем недоверии, что с большей, чем у
других, прозорливостью угадывает чужие промахи. О, она отлично знает, что
делают служащие в ее отсутствие. Она знает также, что такое мужчины, когда
они одни. Ибо «все мужчины одинаковы!». Потому-то и ее муж всегда должен
оставаться дома.
Судя по ее подготовительной работе, как только она избавится от своей
болезни легких, она непременно обнаружит множество упущении в магазине,
который расположен рядом с ее домом. Возможно даже, что там и в самом деле
играли в карты. На следующий день после того, как ей приснился сон, она под
каким-то предлогом приказала горничной принести карты и постоянно звала к
себе из магазина девушек, чтобы за ними присматривать и постоянно давать им
новые поручения. Для того чтобы осветить неясное будущее, ей нужно только
то знание, которое дает сновидение, так как оно соответствует ее цели
достижения превосходства. Ей нужно подыскать подходящие аналогии,
принципиально и буквально принять фикцию возвращения подобного,
проявившуюся также и в индивидуальном опыте. И чтобы в конечном счете после
выздоровления подтвердить свою правоту, ей надо было лишь повысить уровень
своих требований. Тогда ошибки и упущения обязательно обнаружатся.
В качестве другого примера толкования сновидений я хотел бы
воспользоваться взятым из древности сновидением поэта Симонида, которое
было описано Цицероном. Я уже обращался к нему раньше («Об учении о
сопротивлении»), когда разрабатывал свою теорию сновидений. Однажды ночью,
незадолго перед путешествием в Малую Азию, Симо-ниду приснилось, что «один
умерший, которого он с почестями похоронил, предостерег его от этого
путешествия». После этого сна Симонид прекратил свои сборы и остался дома.
Согласно нашему опыту, мы можем предположить, что Симонид боялся этого
путешествия. И он воспользовался образом умершего, который якобы был перед
ним в долгу, чтобы напугать себя и защитить, испытывая благоговейный трепет
перед могилой и предчувствуя страшный конец этого путешествия. По сообщению
рассказчика, корабль затонул — событие, которое могло задолго пригрезиться
сновидцу по аналогии с другими несчастными случаями. Если бы, впрочем,
корабль добрался до цели, кто мог бы помешать суеверным душам утверждать,
что он затонул бы, если бы Симоний не прислушался к предостерегающему
голосу и отправился на нем?
Таким образом, мы видим попытки предвосхищения во сне, решения
проблемы, подготовки того, к чему стремится сновидец в определенной
ситуации. И он попытается осуществить это теми способами, которые
соответствуют его личности, его сущности и характеру. Сновидение может
представить свершившейся одну из ожидаемых в будущем ситуаций (сон
пациентки со страхом открытых пространств), чтобы в бодрствующем состоянии
тайно или явно произвести затем ее аранжировку. Поэт Симонид испытал старое
переживание страха смерти, очевидно, для того, чтобы не ехать. Если вы
твердо усвоите, что это — переживание сновидца, его собственное
представление о власти мертвых, его собственная ситуация, в которой он
должен решить, ехать или оставаться, если вы взвесите все возможности, то
тогда у вас обязательно возникнет впечатление, что Симонид видел этот сон и
среди тысячи других образов выбрал именно этот, чтобы дать себе знак и без
всяких колебаний остаться дома. Мы можем, пожалуй, предположить, что наш
поэт остался бы дома и без этого сновидения. А наша пациентка со страхом
открытых пространств? Почему ей снится небрежность и халатность ее
прислуги? Разве здесь не очевидно такое продолжение: «Когда меня там нет,
все идет вкривь и вкось, а когда я буду здорова и снова возьму бразды
правления в свои руки, тогда уж я им всем покажу, что без меня не
обойтись». Поэтому мы можем ожидать, что эта женщина при первом же своем
появлении в магазине обнаружит всякого рода упущения и промахи, совершенные
персоналом, так как будет смотреть глазами Аргуса, чтобы подтвердить свою
идею о собственном превосходстве. Наверняка она будет права — и стало быть,
она предвидела во сне будущее. Таким образом, сновидение, подобно
характеру, чувствам, аф-
фекту, нервному симптому, аранжируется конечной целью сновидящего.
Я должен сделать здесь одно пояснение, чтобы предупредить возражение,
которое, несомненно, у многих уже на языке. Как я объясню, что сновидение
пытается воздействовать на последующие поступки в будущем, если большинство
наших снов кажутся непонятными и часто ничего не значащими? Важность этого
возражения столь очевидна, что большинство авторов искало сущность
сновидений в этих странных, неупорядоченных, непонятных явлениях, пыталось
их объяснить или же, указывая на непостижимость жизни снов, отрицало их
значимость. Шернеру, а из новых авторов Фрейду прежде всего принадлежит
заслуга в разгадывании тайны сновидений; последний, чтобы подкрепить свою
теорию сновидений, согласно которой сон представляет собой, так сказать,
погружение в детские, оставшиеся неосуществленными сексуальные желания или
— в более поздних работах — желание смерти, искал в этих непонятных
явлениях тенденциозные искажения, предполагая, что спящий, не сдерживаемый
во сне ограничениями культуры, стремится все-таки удовлетворить в фантазии
свои запретные желания. Эта точка зрения оказалась в настоящее время столь
же несостоятельной, как и теория сексуальной обусловленности нервных
болезней или нашей культурной жизни в целом. Кажущаяся непонятность
сновидений объясняется прежде всего тем обстоятельством, что сновидение не
является средством овладения будущей ситуацией, оно представляет собой
просто сопутствующее явление, отражение сил, след и доказательство того,
что тело и дух предприняли попытку предугадать, заранее предвосхитить
ситуацию, чтобы личность, но не comrnom sen-
se, спящего смогла справиться с предстоящим затруднительным положением.
Таким образом, сопутствующее движение мыслей в том же направлении, которого
требуют характер и ядро личности, выражено трудным для понимания языком, но
там, где его понимают, указывает, пусть и не явно, куда этот путь ведет.
Насколько необходимой является ясность нашего бодрствующего мышления и
языка, подготавливающих наши поступки и действия, настолько же излишней она
бывает во сне, который можно сравнить с дымом от огня, показывающим только,
куда дует ветер.
С другой стороны, однако, дым может открыть нам, что где-то есть огонь.
И кроме того, опыт может научить нас определять по дыму, какие дрова горят.
То, что остается в пепле сновидений, — это пробудившиеся чувства и эмоции,
соответствующие жизненному стилю индивида.
Если разложить кажущееся непонятным сновидение на его составные части и
показать сновидцу, что означает для него каждая отдельная часть, то при
некотором старании и проницательности возникнет ощущение, что за
сновидением скрываются силы, устремленные в одном направлении. Это
направление проявляется и в остальной жизни человека и определяется его
личностным идеалом, теми проблемами и затруднениями, которые были для него
особо чувствительными. В результате такого рассмотрения, которое, пожалуй,
можно назвать художественным, выявляется жизненная линия человека или часть
ее, мы начинаем видеть его бессознательный жизненный план, в соответствии с
которым он стремится справиться с адаптацией к жизни и своей
неуверенностью. Мы видим также те обходные пути, которые он делает, чтобы
ради сохранения чувства уверенности в себе избежать поражений. И мы можем
использовать сновидение, как и любое другое душевное явление, как саму
жизнь человека, для того, чтобы сделать вывод о его отношении к миру и
другим людям. С помощью средств личного опыта и использования обманчивого
символа в сновидении отобра—жаются все переходные моменты предвосхищения,
соответствующие заранее поставленной цели, сообразной жизненному стилю
индивида.
Это приводит нас к дальнейшему пониманию поначалу малопонятных частностей в
построении сновидений. Сновидение редко дает такие картины, в которых бы
всплывали последние события, образы настоящего — это опять-таки обусловлено
особым характером сновидца. Для решения возникшего вопроса используются,
как правило, более простые, более абстрактные, более детские символы,
нередко напоминающие наиболее выразительные — поэтические образы. Например,
чреватое риском решение замещается предстоящим школьным экзаменом, сильный
противник — старшим братом, мысль о победе — полетом ввысь, угроза —
пропастью или падением. Аффекты, проявляющиеся в сновидении, всегда
являются следствием подготовительной работы и предвосхищения, защиты от
реальной проблемы. Простота сцен сновидения — по сравнению с запутанными
жизненными ситуациями — полностью соответствует попыткам сновидца, устранив
сбивающее с толку многообразие различных сил, действующих в определенной
ситуации, найти в ней выход, следуя своей руководящей линии по аналогии с
наиболее простыми отношениями.
Непонятность сновидения связана с изложенной ранее проблемой, где мы
видели, что для защиты от определенных действии используется скрытое в
бессознательном представление о будущем. Это фундаментальное положение о
человеческом мышлении и поведении, согласно которому бессознательная
руководящая линия воплощает скрытый в бессознательном личностный идеал.Этот
личностный идеал и ведущая к нему руководящая линия содержат в себе тот же
самый материал (мысли и чувства), что и сновидение и те процессы, которые
за ним скрываются. Внутренняя потребность, являющаяся причиной того, что
душевный материал остается в бессознательном, столь сильно давит на мысли,
образы, слуховые и зрительные восприятия во сне, что они, чтобы не
подвергать опасности целостность личности, тоже остаются в бессознательном,
или лучше сказать — непонятными. То, к чему индивид, в сущности, стремится
в силу своего бессознательного личностного идеала, — это господство над
своим окружением. Если бы он понял свои сны, его честолюбивые помыслы и
поступки должны были бы отступить перед критикой со стороны бодрствующего
мышления. Но так как действительное его стремление направлено к господству,
сон должен быть непонятным. Таким образом, становится очевидным, что если
чрезмерные цели невротика удастся переместить в его сознание и там их
сгладить, то все формы нервозности перестанут быть стойкими и начнется
процесс выздоровления.
Теперь на примере выдержек из анализа сновидений одной пациентки,
лечившейся у меня по поводу раздражительности и мыслей о самоубийстве, я
хочу показать, как происходит толкование снов самим больным. Особое
внимание я хочу обратить на то, что аналогии мыслей сновидения каждый раз
проявляются в виде «как будто», с чего и начинает свой рассказ сновидица.
Затруднительное положение пациентки заключалось в том, что она влюбилась в
мужа своей сестры.

Сон про Наполеона

«Мне снилось, как будто я нахожусь в танцевальном зале, на мне
прелестное голубое платье, я мило причесана и танцую с Наполеоном.
По этому поводу мне приходит в голову следующее.
Я возвысила своего зятя до Наполеона, ведь иначе и не стоило бы
стараться отбивать его у сестры. (То есть ее невротическая сущность
направлена вовсе даже не на мужа, а на то, чтобы возвыситься над сестрой.)
Чтобы придать всей этой истории благопристойный характер, а также чтобы не
возбудить подозрения, будто бы к этому поступку меня побудила месть из-за
того, что я опоздала, я вообразила себя принцессой Луизой, выше моей
сестры, так что кажется вполне естественным, что Наполеон решает разойтись
со своей первой женой Жозефиной, чтобы взять в жены равную ему по положению
женщину.
Что касается имени Луиза, то я им давно уже пользовалась; один молодой
человек спросил однажды о моем имени, и моя коллега, зная, что имя
Леопольдина мне не нравится, сказала, что меня зовут Луизой.
Мне часто снится, что я принцесса (руководящая линия), и это —
проявление моего колоссального честолюбия, которое все время заставляет
меня во сне искать мост через пропасть, отделяющую меня от аристократов.
Кроме того, эта фантазия рассчитана на то, чтобы при пробуждении еще
болезненнее ощущать, что я выросла на чужбине, что я покинута и одинока;
мрачные чувства, которые затем мною овладевают, приводят меня в состояние,
когда я становлюсь резкой и грубой со всеми людьми.
Что же касается Наполеона, то я хочу отметить только, что раз уж я не
мужчина, то я хочу преклоняться лишь перед теми, кто более велик и
могуществен, чем остальные; впрочем, это не помешало бы мне в конце
утверждать, что Наполеон преступник. (Сны о преступниках.) Кроме того, я
могла бы только преклоняться, но не подчиняться, потому что, как это
вытекает из другого сновидения, я хотела бы держать мужчину на привязи, и
тогда… тогда мне хочется танцевать.
Танцы многое мне заменяют, поскольку музыка имеет огромное влияние на
мое настроение.
Как часто во время концерта у меня появлялось страстное желание бежать
к зятю и целоваться с ним до полусмерти.
Я не желала покориться любви, а на мой взгляд, балы и любовь связаны
между собою.

Я выбрала голубой цвет, потому что он больше всего мне идет, я была
исполнена желанием произвести хорошее впечатление на Наполеона; теперь уже
у меня появилось желание танцевать, которого прежде не было».

Можно было бы и дальше продолжать анализ этого сновидения, чтобы в
конце концов показать, что бессознательный план этой девушки проистекал
исключительно только из одного властолюбия, но с тех пор он настолько
изменился и оказался ослабленным, что она не видит больше в танце личного
унижения.
В заключение я хотел бы сказать, что сновидение представляет собой
немаловажное для поведения душевное явление, что оно, словно в зеркале,
способно отразить процессы и установки, которые нацелены на осуществление в
дальнейшем определенных поступков. Что же поэтому удивительного в том, что
душа народов во все времена с безгрешностью надындивидуального чувствования
считала сновидение знаком, указывающим будущее? Великий Гёте, соединивший в
своем творчестве, как в фокусе, все чувства человеческой души, прекрасно
изобразил в одной из своих баллад этот «взгляд в будущее» и совершающуюся в
нем подготовительную работу сновидения. Граф, возвратившийся из святых мест
в свой замок, застает его разоренным и опустошенным. Ночью он видит во сне
свадьбу карликов. А конец стихотворения таков:

Теперь захотите вы, может быть, знать,
Что далее с графом случилось?
Что в ночь ту пришлось ему увидать,
То после с ним в яве свершилось:
Веселый звук труб огласил этот дом,
Явились и гости: он стал женихом,
И свадьбу его пировали потом
Так точно, как мы торжествуем,
Как мы теперь свадьбу пируем.

Поэт достаточно ясно передает мысли сновидца о свадьбе и благословении
детей.