Дипломная работа

«Молекулы мистики» и трансцендентация ЭГО:

утрата и обретение целостности бытия.

Научный руководитель:

2000

Содержание

Введение. 3
Стремление к «измерению Иного», к целостности. 7
«Молекулы Мистики» (экзогенные и эндогенные) как элемент связи
материального и духовного. 9
Классификация и описание действия «молекул мистики» 9
Галлюциногенные фенэтилалкиламины (производные природного
нейромедиатора дофамина) 10
Диссоциативные галлюциногены 11
Индольные галлюциногены 12
Бета-карболины 14
Ибогаиновое семейство веществ 14
Механизм действия психоделиков 15
«Молекулы мистики» как способ трансцендентации ЭГО (теория «квантового
резонанса в синапсических полях») 16
Основные виды мистических переживаний. 19
Перинатальные переживания 20
Трансперсональные переживания 22
Экстатические переживания 28
«Вулканический», или «дионисийский» экстаз 28
«Океанический», или «аполлонический», экстаз 29
Трансцендентация ЭГО и идея целостности в различных религиях 30
Шаманизм 31
Исихазм 33
Суфизм 35
Даосизм 39
Индуистская йога и тантризм. 42
Буддизм 45
Архаичная духовность, целостность бытия и психоактивные вещества. 49
Утрата целостности как проявление «Власти над живым» 52
«Культура Партнерства» и «Культура Владычества». Переход к запрещению
психоделиков. 56
Психотерапия с применением «молекул мистики» — один из современных способов
обретения целостности бытия. 61
Литература 66

Введение.

В данной работе будет сделана попытка взглянуть на проблему обретения
целостности бытия («душевной гармонии», ощущение себя частью некой
надличностной структуры, неразрывности и нерасчлененности структур
сознания) и проблему утраты этой целостности (исчезает упорядоченность
мышления, происходит расщепление сознание, вплоть до ощущения нескольких
личностей в одном теле — возникает проблема самоидентификации; крайний
случай этого — шизофрения).
Я попытаюсь рассмотреть необходимость целостности бытия, причины ее
утраты, а также один из основных путей обретения этой целостности —
посредством выхода за пределы обыденного сознания (трансцендентации ЭГО) —
экстатических переживаний, которые находят свое отражение в различных
религиях, экспериментах с применением гипноза, а также с применением
психоактивных препаратов группы галлюциногенов — «молекул мистики».
Достаточно важной и связанной с проблемой целостности бытия также
представляется мне проблема стремления людей к трансцендентным
переживаниям, и, как следствие, контроля государства над подобными
стремлениями (религиозные табу, политические запрещения и т.д.).

Актуальность проблемы: отсутствие целостности бытия.
Если спросить у прохожих на улице «Чувствуете ли Вы себя счастливым
человеком?», то очень редко можно услышать утвердительный ответ.
Современная наука обладает всем необходимым, чтобы уничтожить большую
часть болезней, справиться с бедностью и голодом, выработать достаточное
количество безопасной и обновляющейся энергии. У нас достаточно ресурсов и
рабочей силой, чтобы реализовать все мечты, которые когда-либо были у
человечества. Если у нас есть средства и технологии, чтобы накормить
население планеты, обеспечить всем приемлемый уровень жизни, справиться с
болезнями, переориентировать промышленность на неистощимые источники
энергии, предотвратить загрязнение окружающей среды, то что же мешает нам
сделать эти важные шаги?
По-видимому, ответ состоит в том, что все вышеперечисленные трудности —
симптомы одного фундаментального кризиса [5]. В конечном счете проблемы, с
которыми мы столкнулись, не являются чисто экономическими, политическими и
технологическими по своей природе. Все они отражают эмоциональное,
моральное и духовное состояние современного человечества. Злобная
агрессивность и ненасытное приобретательство, деструктивные аспекты
человеческой психики — силы, ответственные за невообразимые потери,
связанные с гонкой вооружений. Они препятствуют разумному распределению
ресурсов между людьми, классами и нациями, переориентации на экологические
приоритеты, необходимые для сохранения жизни на нашей планете. Эти
деструктивные и саморазрушительные элементы современного человека
непосредственно отражают его отчуждение от самого себя, от духовной жизни и
духовных ценностей [2, 5].
Цивилизация накормила и одела почти все население планеты, изобрела
телефон и автомобиль, делает все возможное для удобства и удовольствий
человека, а у него все же возникает «дефицит положительных эмоций». Этот
дефицит вызван неудовлетворенностью базисной психологической потребности
человека — потребности в безопасности [17]. Источник единой для большинства
людей тревоги носит фундаментальный характер, хотя часто не осознается как
опасность, а считается очевидной нормой. Отказываясь от представления об
одушевленности окружающей действительности, отказываясь от веры в
сверхъестественное, индивид обрекает свою внутреннюю глубинную сущность
(душу) на отсутствие точек опоры, и, как следствие, на исчезновение. Чем бы
не развлекала такого человека цивилизация, отношение к жизни будет
изначально пессимистичным [40].
Современность ставит перед нами множество проблем. Среди них такие, как
эпидемия наркомании, волны насилия и преувеличенное потребление, проблема
«бегства от реальности» с помощью ухода в виртуальные миры — мир книг,
компьютерных игр, в метареальность, создаваемую средствами массовой
информации. Существует и проблема «метафизического голода», который очень
часто неудачно удовлетворяется с помощью алкоголя, табака и других
наркотиков. Все это угрожает нашей внутренней жизни и мировой экологии.
Люди утрачивают традиции, религию, разочаровываются в догматических
идеологиях (напр., в идее коммунизма или в Американской Мечте).
Человечество стоит перед выбором — близкая катастрофа (термоядерная ли,
экологическая ли, внутренняя экзистенциальная или какая-то другая) или
движение к ноосфере и гармонии [18].
В связи с этим одним из обнадеживающих аспектов современности является
возрождение интереса к древним духовным традициям и мистическому опыту.
Разрушение железного занавеса, Гринпис, психоанализ, рэйв-культура,
сексуальная терпимость — все это признаки возвращения к ценностям
доисторической племенной жизни. «Культура владычества», которую мы имеем на
сегодняшний день, изжила себя и чуть было не довела планету до
самоубийства. «Закон, позволяющий уничтожать природу, контролирующий
средства информации — от природных до электронных, — не указ племени
«мутантов», пускающихся на утлых катерах против авианосцев, начинающих жить
на деревьях, приговоренных к вырубке, танцующих в Гоа и на «Tribal
Gathering», в то время как грустные, застегнутые на все пуговицы «бобби»
охраняют от них покой добропорядочных бюргеров» [14].
Люди, пережившие мощный преобразующий опыт и сумевшие применить его в
своей повседневной жизни, отказываются от деструктивных и
саморазрушительных черт личности, проявляют качества, способствующие
индивидуальному и коллективному выживанию. Пиковые переживания способствуют
устранению внутреннего раскола личности, разобщенности между индивидами,
конфликта между индивидом и миром, ведущего к утрате единства мира. Люди,
имевшие подобные переживания, часто выказывали отчетливую тенденцию к
самореализации и самоактуализации [37].
Люди, вовлеченные в процесс духовного развития, начинают по-новому
ценить и уважать все формы жизни, постигают всеобщее единство, что часто
делает их более терпимыми к другим людям, внимательными к экологии [5].
Общечеловеческие соображения, сострадание всему живому и способность
мыслить в планетарных масштабах становятся важнее узколичностных интересов
семьи, политической партии, потребностей класса, нации и вероучения. То,
что характерно для всех нас, то что связывает нас, становится ценнее
различий, а сами различия обогащают, а не отталкивают. Эти изменившиеся
благодаря духовному развитию установки противостоят нетерпимости,
равнодушию к жизни и моральному банкротству, лежащим в основе глобального
кризиса. Можно надеяться, что растущий интерес к духовному миру и
значительное число спонтанных мистических переживаний предвещают сдвиг в
сознании человечества, который поможет отказаться от нынешнего
саморазрушительного направления развития. Это утверждение подкрепляется
универсальной культурной тенденцией к изменению «естественного» потока
сознания при помощи психоактивных веществ, социально предписанных методов и
условий. В соответствии с гипотезой К.Юнга, это стремление не что иное, как
поиск организмом структурного единства через интеграцию личного «ЭГО» и
истинной самости [21].
Одним из аспектов психического здоровья является интеграция
(«нерасщепленность») сознания, поэтому существует необходимость развития
интегрирующих и преобразующих методов, адресованных различным аспектам
человеческой природы: телесному, эмоциональному, психическому,
интеллектуальному, духовному и т.п. Не случайно в русском языке синонимом
слова «лечение» являются слова «исцеление», «целительство» (то есть
обретение целостности). Создание интегрирующей практики в современном мире
подобно собиранию мозаики, картинки-головоломки, но только разрозненные
детали собираются здесь со всего света. Сообщения о таком целостном подходе
к человеку есть у греческих философов и их последователей времен Ренессанса
[2].
Появление понятия «целостности бытия» в русской философии обычно
связывают с именем Вл. Соловьева [23]. Мы находим идею целостности бытия
(не-расщепленность, неразрывность, «холономность» — от греч. holos —
«целый») во многих мистических религиозных традициях (как восточных, так и
западных), где искатель духовности сначала обретает этическую добродетель,
а затем дисциплинирует тело, жизненные энергии и ментальные процессы,
прежде чем приступить к медитативной практике, ведущей к единению с Богом
[41]. Сейчас наше общество переживает муки духовной трансформации — от
фактического отрицания трансперсонального опыта (включая как ритуалы и
техники, к нему приводящие, так и герменевтические системы, выявляющие его
значение) до беспорядочного опробования каждого возможного способа
достижения трансперсонального опыта, от психоделиков до гуру Восточной
Индии [36].
По-видимому, одной из причин утраты целостности бытия является то, что
человек осознает себя на уровне собственного ЭГО. Большая часть людей в
обычной жизни существуют на этом уровне сознания, когда человек не
идентифицируется со своим психосоматическим организмом. По разным причинам
он скорее отождествляет себя лишь с более или менее точным мироощущенческим
представлением или картиной своего организма. Иными словами, он
идентифицирован со своим “ЭГО”, или образом себя. Целостный организм
оказывается таким образом расщепленным на лишенную тела душу и тело, а сам
человек непосредственно отождествляется с психикой, сознанием, “ЭГО” и
говорит не “я — это тело”, а “у меня есть тело”, Он полагает, что
существует не как тело, а в теле. Этот уровень почти целиком совпадает с
ментальной картиной целостного психофизического организма, и потому здесь
доминируют интеллектуальные и символические процессы [21]. Поэтому в
буддизме этот уровень называется “интеллектом”, а в индуизме считается, что
здесь “ЭГО” отделяется от грубого тела, а следовательно, оказывается в его
ловушке [37]. Выход же за пределы собственного ЭГО, который часто
проявляется в альтернативных состояниях сознания, приводит к пересмотру
всей жизненной позиции человека и ощущению освобождения от обусловленности
существования. К явлению «трасцендентации ЭГО», характерному для таких
состояний сознания, могут приводить как некоторые медикаментозные препараты
природного и синтетического происхождения, так и немедикаментозные методы,
такие как сексуальные практики, пение, барабанный бой, монотонные танцы,
лишение сна, гипноз и самовнушение, изменение ритма и глубины дыхания,
сенсорная перегрузка, сенсорная изоляция, длительное одиночество, пост,
электрическая стимуляция определенных зон мозга и др. [24]. Также к
трансцендентации ЭГО часто приводит опыт близости смерти, переживание
клинической смерти [1, 19].
По-видимому, любое измененное состояние сознания опосредуется на
физическом уровне с помощью специфических регуляторов — неких химических
молекул, регулирующих деятельность сознания и восприятия. В частности,
выходы за пределы ЭГО связаны с так называемыми «молекулами мистики», к
которым относятся как вырабатывающиеся в организме (эндогенные вещества)
нейрорегуляторы серотонин и дофамин, так и вводимые в организм извне
(экзогенные вещества) их природные и синтетические аналоги (ЛСД-25;
активный компонент шаманского зелья индейцев Амазонии айяхуаски — ДМТ;
псилоцибин — основной психоактивный компонент «магических грибов»; алкалоид
кактуса пейотля мескалин; каннабиноиды- психоактивные компоненты конопли;
«экстази» и др.), применявшиеся на протяжении тысячелетий в религиозной
практике [25, 27, 30, 35, 36, 38, 39], а также применяющиеся и сейчас для
психотерапии [4, 5, 21, 29] или в других целях (например, молодежью конца
нашего века на рэйвах — музыкальных фестивалях, ставящих своей целью
переживание единства с Природой и между людьми). Поначалу предполагали, что
«молекулы мистики» приводят к психозам, и называли их галлюциногенами или
психотомиметиками (то есть веществами, вызывающими имитацию психоза),
сейчас этот взгляд признан неверным. Их можно скорее рассматривать в
качестве неспецифических усилителей психических процессов, последовательно
открывающих уровни и структуры бессознательного [29].

Стремление к «измерению Иного», к целостности.

По-видимому, существует глубочайшая неудовлетворенность человека своим
положением в мире, тем, что называется людским жребием. Человек ощущает
свою оторванность и отделенность от всего мироздания [16]. Часто ему трудно
даже внятно объяснить природу этой отделенности. но порой он чувствует
себя отрезанным от «чего-то» могучего, «чего-то» совершенно иного, чем он,
порой же – отделенным от некоего вневременного «состояния», о котором у
него не сохранилось четких воспоминаний, но которое он смутно помнит в
глубине своего существа: этим изначальным состоянием он наслаждался до
Времени, до Истории. В этом состоянии (которое можно охарактеризовать как
мистическое) «сознание существует сразу в двух временах одновременно
(совершенное прошлое или будущее сочетается с застывшим настоящим моментом,
то есть наблюдается ускользание всяческих субъект-объектных отношений,
выход за пределы бытия), и за счет этого — появляется внешняя точка опоры,
точка отсчета [6, гл.22].
Эта отделенность приобрела форму разлома, проходящего внутри личности и
затронувшего при этом сущностную основу мира. Это было «падение», не
обязательно в иудео-христианском значении термина, но падение, влекущее за
собой фатальные, роковые последствия для человечества и одновременно –
онтологическое изменение структуры мира. (С определенной точки зрения,
можно утверждать, что многие воскрешают ностальгию по Раю, ностальгию по
парадоксальному состоянию, когда было возможно бесконфликтное существование
оппозиций, проявлявшихся как многообразные аспекты таинственного Единства)
[6, 16].
Существует глубинная потребность «познать самих себя» — продолжить
трещины в сознании, хотя и не настолько, чтобы непоправимо углубить их
(«контролируемое безумие»), ибо только на границах трещины и возможна
мысль. В каком-то смысле такое переживание идентично переживанию смерти,
утраты личности, расколу бытия (не говоря уже о том, что переживания смерти
сами по себе часто встречаются в измененных состояниях сознания). Однако
стремление к смерти характерно для человека, ибо только по сравнению со
смертью жизнь представляет какую-то ценность, преодолевая смерть, обретаешь
жизнь. Человеку «требуется именно пустая, недостоверная тщета на краю
ужаса, не имеющая настоящих отношений с миром…. Именно умирая, не имея
никакой возможности бегства, можно заметить разорванность, которая образует
человеческую природу и в которую трансцендируется «то, что существует». Я-
которое-умирает воспринимает то, что его окружает, как пустоту, а себя —
как вызов этой пустоте; Я-которое-живет ограничивается предчувствием
смятения, в котором кончится все. Обольстительность, мощь, суверенность
необходимы этому Я-которое-умирает: нужно быть богом, чтобы умереть. В
определенном смысле смерть есть неизбежная пошлость, но в другом — глубоком
— смысле она недоступна. Животному неведома смерть, хотя она отбрасывает
человека в животность. Идеальный человек, воплощающий разум, остается
посторонним смерти: животность бога присуща ее природе; животность
одновременно грязная (зловонная) и святая. Отвращение и пылкая
обольстительность соединяются, ожесточаются в смерти: это уже не банальное
уничтожение, а тот самый пункт, где сталкиваются последняя ненасытность и
крайний ужас. Страсть, повелевающая такими играми и странными сновидениями,
— это не просто исступленное вожделение быть «Я», это вожделение быть
ничто. В ореоле смерти, и только в нем, «Я» обосновывает свое господство; в
нем пробивается на свет чистота безнадежной настоятельности; в нем
осуществляется надежда я-которое-умирает (умопомрачительная, горячечно-
пламенная надежда, в которой отступают границы мечты)» [1].
Такой «экзистенциальный голод» приводит к появлению идеи Бога, ибо наше
ЭГО не может развиваться и осваивать новые измерения сознания, пока в нем
нет представления о чем-то сверх-естественном или сверх-опытном. Символ
Бога и есть та самая точка, благодаря которой происходит внутренний рост
[23]. Когда ЭГО — комплекс представлений о своей уникальности — занимает
подчиненное положение в сфере сознания человека, «одержимость собой» ему не
грозит; но когда ЭГО убеждено в собственном главенстве в окружающем его
поле смыслов, малейшая провокация обнаруживает его несостоятельность —
возникает раскол сознания.
В конечном счете, перед нами – стремление вновь обрести утраченное
единство, и потому человек жаждет обрести картину мироздания, в которой
противоположности предстанут взаимодополняющими аспектами единой
реальности. Опыт бытия в мире, где противоположности требуют примирения,
породил первые философские и теологические спекуляции. Прежде, чем они
стали основополагающими философскими представлениями, Единое, Единство,
Целостность были чаяниями, которые ищут свое выражение в мифах и
верованиях, ритуалах и мистических техниках. На уровне досистемного
мышления это таинство целостности воплощается в попытках достичь
перспективы, когда все оппозиции разрешаются, Дух Зла обращается Тем, кто
прокладывает путь промыслу Господню, а Демоны предстают лишь ночными,
темными проявлениями Божественности. Тот факт, что эти архаические мотивы и
темы до сих пор живы в фольклоре и продолжают всплывать в снах и фантазиях,
доказывает, что мистерия обретения целостности до сих пор остается
неотъемлемой частью человеческой драмы. Она вновь и вновь оживает в самых
различных проявлениях, на разных уровнях культурной жизни – в мистической
философии и теологии, в мифологии и фольклоре, в снах и фантазиях наших
современников, в созданиях художников.
Стремление к цельности изначально присуще человеку (Целостность= наличие
Цели, смысла бытия), он создает искусственные модели (государство,
виртуальные реальности — в литературе, игры), ищет средства, дающие ему это
ощущение. Это утверждение подкрепляется универсальной культурной тенденцией
к изменению «естественного» потока сознания при помощи психоактивных
веществ, социально предписанных методов и условий [18, 40].
Общество, лишенное непосредственного мистического опыта, вынуждено
создавать какие-то другие структуры. Так, например, возникает
государственная структура как искусственная модель «связного», цельного
мира, наводящая мосты через «трещину», дающая ощущение связности и
цельности, если отсутствует другой способ связи. Как следствие, возникает
противостояние индивидуального — личного, стремящегося к свободе и движению
вперед, и государственного — как поддерживающего стабильность. В живой
природе этот феномен давно известен — это борьба наследственности и
изменчивости — двух свойств любого живого объекта. Наследственность
стремится к сохранению уже имеющегося, в то время как изменчивость отвечает
за приспособление к изменяющимся условиям окружающей среды. Так и личное —
проявляет приспособление к условиям, ответственно за создание нового,
«лучше гармонирующего» с внешними условиями, с государственным,
олицетворяющим сохранение и передачу достигнутых умений и навыков.

«Молекулы Мистики» (экзогенные и эндогенные) как элемент связи
материального и духовного.

Классификация и описание действия «молекул мистики»

Свое название эта группа химических веществ получила из-за своей
способности вызывать мистические видения и переживания, связанные с
изменением сознания.
В качестве «молекул мистики» могут выступать эндогенные вещества,
которые вырабатываются самим организмом и участвуют в передаче нервных
импульсов. Одним из таких веществ является серотонин, называемый также
«гормон счастья». Он вырабатывается в организме во время оргазма, в моменты
переживаний экстаза, его уровень повышен во время эйфории и понижается во
время депрессии, видимо, именно это вещество ответственно за возникновение
галлюцинаций при психозах. По всей видимости, иногда уровень серотонина
может повышаться и спонтанно, без каких-то видимых причин. На уровень
серотонина в организме можно влиять также с помощью определенных физических
упражнений, изменения ритма и глубины дыхания, различной пищи и
лекарственных препаратов (например, нейролептиков — аминазина, галоперидола
и др., широко применяющихся в психиатрической практике для устранения
галлюцинаций). Так, мясная и животная пища снижает уровень серотонина,
тогда как отказ от мяса (и от соли), употребление в пищу крупяных и мучных
блюд, шоколада, некоторых пряностей и приправ (например, корицы и гвоздики)
способствует повышению его уровня (видимо, именно с контролем за уровнем
серотонина связаны многие диетические предписания и ограничения в
аскетических практиках большинства религий).
Достаточно широко распространено употребление (как в религиозных, так и
в иных целях) экзогенных (то есть поступающих в организм извне) препаратов
природного или синтетического происхождения, содержащих другие «молекулы
мистики» [27]. Эту группу психоактивных веществ иногда называют
галлюциногены («рождающие галлюцинации» — этот термин не очень хорош,
поскольку галлюцинации как таковые под воздействием этих препаратов
возникают крайне редко), психотомиметики («вызывающие состояния, подобные
психозам» — от этого термина впоследствии отказались, так как выявили
множество отличий между психозами и состояниями после употребления
галлюциногенов) или психодислептики («вызывающие расщепление психики» —
термин крайне неудачный, так как обычно эти препараты вызывают, наоборот,
интеграцию психики), но чаще употребляется термин психоделики (большие и
малые) [38]. Это слово предложил канадский психиатр Хэмфри Осмонд — один из
первых исследователей ЛСД. Буквально оно обозначает «проявляющий'' психику
(от греческих слов psyche — душа и delic — явный, проясняющий).
Исследователи-фармакологи различают галлюциногены и наркотики, поскольку
галлюциногены не вызывают биохимической зависимости, действуют в очень
малых дозах, не вызывают каких-то специфических и определенных
физиологических воздействий (то есть один и тот же препарат оказывает
различное физиологическое действие на разных людей, или даже на одного и
того же человека). Почти все специалисты, изучавшие действие психоделиков,
пришли к заключению, что их лучше всего рассматривать как ускорители или
катализаторы ментальных процессов… [29]. Под действием этих препаратов
человек переживает не «токсический психоз», по существу никак не связанный
с функциями психики в нормальном состоянии, а фантастическое внутреннее
путешествие в собственное бессознательное и сверхсознательное. 'Эти
препараты, таким образом, раскрывают и делают доступным непосредственному
восприятию широкий диапазон обычно скрытых явлений, относящихся к
неотъемлемым способностям человеческого ума и играющим важную роль в
нормальной психической деятельности [4].
К психоделическим препаратам обычно относят псилоцин и псилоцибин
(содержится в определенных грибах), мескалин (содержится в мексиканском
кактусе пейотле), марихуану и гашиш (получают из определенных видов
конопли, действующее вещество — ТГК — тетрагидроканнабиолы), гармалин (он
же — банистерин, содержится в гигантской сирийской руте), ДМТ и его
производные (диметилтриптамин — содержится в корневищах гигантского речного
тростника, в некоторых деревьях, морских губках и полипах), ибогаин
(содержится в корневищах кустарника ибога), соединения типа ЛСД (содержатся
в трех родственных видах вьюнков) [38, 40]. Непосредственно ЛСД-25 —
полусинтетический препарат, изготавливаемый из спорыньи — ядовитого грибка,
поражающего зерновые культуры [34]. В ту же группу часто относят и ряд
распространенных синтетических препаратов, сконструированных химиками (в
основном, А- Шульгиным с коллегами- см. работу [38]) во второй половине 20
века, и являющихся производными природных галлюциногенов: кетамин, МДМА
(или «Экстази»), ДОМ (СТП), 2-CB, ТМА, МДА («Адам»), ММДА («Ева»), и
множество других, малоизвестных и еще не открытых соединений.

Галлюциногенные фенэтилалкиламины (производные природного нейромедиатора
дофамина)

Мескалин — нетипичный галлюциногсн, так как относится к группе
фенетиламинов. Охарактеризован как вещество, усиливающее цветовую палитру
восприятия, но, в то же время, токсичное и малопригодное для
терапевтической работы. Это вещество вызывает яркий психоделический эффект,
который длится от 8 до 12.часов. В свое время Олдос Хаксли, отведав
мескалин. посвятил немало восторженных строк его описанию («Врата
Восприятия», [28]). У.Джеймс, первые опыты которого были связаны с закисью
азота, также пробовал бутоны знаменитого кактуса, но пережил неудачный
опыт, после чего не возобновлял эксперименты с мескалином [7]. Пейот,
содержащий этот галлюциноген, до сих пор используется в Центральной и Южной
Америке несколькими легальными религиозными общинами в ритуальных н
лечебных целях [15, 25]. Его психоделическое действие обнаружено
европейцами в конце прошлого века. Мескалин, по сравнению с другими
препаратами, лучше исследован и является как бы стандартом, с которым
сравниваются другие психоделики. Его действующая доза довольно велика. При
приеме внутрь первые признаки появляются через 30 мин. Это физические
симптомы, включающие небольшую тахикардию, повышенное давление крови,
тошноту, иногда рвоту. Они могут сопровождаться беспокойством и тревогой.
Примерно через час появляются изменения в сенсорном восприятии, которые
усиливаются в течении 2-3 часов (физические симптомы при этом убывают),
после чего держатся на одном уровне еще 6-9 часов. Наиболее часто
встречаются следующее изменения в восприятии: мерцание, интенсификация в
цветном восприятии (все окружающее ослепляет яркими, радужными, как бы
промытыми дождем цветами), резкое усиление малейших различий в опенках и
текстуре. Черты лиц окружающих людей также становятся более выразительными,
яркими, а движения подчеркнутыми, театральными. Содержание галлюцинаций
невозможно внушить пациенту, хотя иногда можно повлиять на движение
возникающих образов. Изменения в слуховом восприятии возникает реже, но
также варьируют от элементарных до самых сложных — порой пациенты слышат
игру оркестра, пение хора, либо целые концерты. Запахи и вкусовые ощущения
также сильно изменяются. Довольно часто мескалин ведет к нарушениям
восприятия собственного тела, появляются ощущение легкости, невесомости,
иногда тело исчезает или утрачивает определенные границы. Аналогично может
изменится и окружающее — предметы вытягиваются, увеличиваются в размерах,
стены раздуваются и т.д. Мышление может замедлить либо ускорить темп. В
одних случаях отмечается богатство представлений и ассоциаций, легкость при
решении задач, в других — наоборот. Из эмоциональных изменений наиболее
часто появляется повышенное настроение, эйфория. Пациенты могут пережить и
состояние, близкое к экстазу, — переживание полной гармонии с окружающим,
чувство посвящения во все тайны природы и вселенной, им кажется, что должно
произойти нечто великое, должны разрешится все их проблемы. Сознание
пациентов, ориентировка в окружающем и собственной личности обычно
сохраняются, так и воспоминания о переживаниях, вызванных приемом
мескалина. Действие мескалина протекает волнообразно, продолжаясь 10-12
часов. В последней стадии галлюцинации отступают на второй план,
сохраняется лишь яркость окраски окружающего и отдельные иллюзии. Вместе с
тем, (что очень важно для психотерапии) появляется необычная
расторможенность, разговорчивость, откровенность. Пациенты могут рассказать
о своих интимных переживаниях и сокровенных планах. После окончания
действия мескалина на некоторое время (12-24 часов) остается повышенная
утомляемость [29].
МДМА (метилен-диокси-метил-амфетамин) или «Экстази», помимо общего
возбуждающего действия, свойственного препаратам этой группы, оказывает
мягкий психоделический эффект, стимулирующий мышление, способствующий
яркому переживанию произведений искусства. «Экстази» вызывает
незначительные изменения восприятия (оживление цветовой и световой
палитры), увеличивая эмоциональную реакцию. В период легального
существования МДМА использовали многие психологи при консультировании
супругов и в семейной терапии, а также, как средство восстановления доверия
к людям у пациентов, подвергшихся сильным психологическим травмам. Действию
препарата сопутствуют спокойствие и симпатия к окружающим, поэтому
«Экстази» еще называют эмпатогеном («эмпатия» — сопереживание) [38].
Психоделик 2-CB сочетает общее эмпатогенное действие с богатыми
визуальными изменениями, что позволяет поместить этот препарат между ЛСД и
МДМА: 10 мг вызывают эффект «Экстазн», выше 15 мг — эффект ЛСД [38].
Препараты типа ДОМ (СТП) действуют значительно дольше обычных
психоделиков. Их воздействие напоминает персдозировку ЛСД, только эффект
длится не 8-12 часов, а двое суток…[38]

Диссоциативные галлюциногены

К галлюциногенам этого типа относят достаточно широко распространенный
препарат фенциклидин (PCP), а также его производное кетамин (ксталар,
калипсол), которые используются и в медицине в качестве анестетиков и
средств для наркоза. Свое название эта группа препаратов получила из-за
того, что при их применении очень часто возникает эффект «отделения души от
тела» и взгляда на свою личность «со стороны» [29].
Кетамин (кеталар, кетанест, кетаджет) — это полностью синтетическое
вещество, химически родственное известному фенциклидину (PCP, «ангельской
пыли»), анестетику, используемый в ветеринарной медицине и являющемуся
опасным психоделиком, используемым непрофессионалами. Кетамин считается
одним из безопаснейших веществ, вызывающих общую анестезию в хирургии.
Первоначально его назначали сотням тысяч пациентов, нуждающихся в
немедленном хирургическом вмешательстве. Однако, несмотря на биологическую
безопасность, его употребление резко снизилось, поскольку он вызывает так
называемый синдром опасности необычные и весьма значительные изменения
восприятия и эмоций, переживаемые пациентами во время возвращения к
нормальному сознанию. Психиатрические исследования обнаружили, что кетамин
является мощным психоделиком, который в количествах, гораздо меньших, чем
используются в хирургии, может использоваться для психических исследований,
обучения профессионалов и для терапевтических целей. Кетамин
охарактеризован исследователями как наименее интересный с точки зрения
психотерапии препарат, так как человек под воздействием этого вещества в
значительной степени теряет координацию, испытывает трудности вербального
выражения, а также последующего вспоминания своих переживаний. Эффект
препарата в большей степени визуален, чем аналитичен. Это позволяет
некоторым людям использовать кетамин в качестве средства для ухода от
реальности, а не в качестве инструмента для ее изучения [5]. В нескольких
зарубежных и отечественных клиниках кетамин используют для лечения тяжелых
форм алкоголизма [29].

Индольные галлюциногены

Галлюциногены конопли

Марихуана и другие психоактивные продукты конопли (гашиш, гашишное
масло, конопляная пальца) являются наиболее распространенными и хорошо
изученными психоделиками слабого действия (малые психоделики). Однако при
сверхвысокой концентрации ТГК (активные компоненты конопли — тетра-гидро-
каннабинолы) проявляются типичные галлюциногенные свойства этих соединений.
Классический гашиш (желе из очищенной смолы растения), гашишное масло или
«молочко», которое получают, вываривая большой объем конопли в малом
количестве молока. при употреблении способны вызывать значительные
изменения восприятия и сильные эмоциональные реакции, сравнимые с ЛСД и
другими галлюциногенами. Марихуана (сушеные соцветия или листья конопли), а
также твердый гашиш, который смешивают с табаком или курят через кальян,
подобный эффект не вызывают [29]. На Ближнем Востоке, в Африке, Индии,
Китае, Тибете, Северной и Южной Америке и в Карибском бассейне листья,
цветы и смолу различных разновидностей конопли, таких, как Cannabis sativa
и Cannabis indica, люди курили и принимали внутрь под различными
наименованиями — гашиш, киф, харас, бханг, ганджа, марихуана, и делалось
это для удовольствия, целительства и в ритуальных целях. Конопля
обеспечивала таинства столь разнообразных сообществ, как примитивные
африканские племена, индийские брамины, тантрические буддисты Тибета,
некоторые ордена суфиев, древние скифы и растафариане Ямайки [33].

Соединения типа ЛСД

Из всех использованных до настоящего времени психоделиков ЛСД-25
является самым сильным. Шкала эффектов, вызываемых действием ЛСД, необычно
разнообразна и индивидуальна. Через 15-30 минут после перорального приема
препарата появляются предвестники психологических эффектов — вегетативные и
соматические симптомы: расширение зрачков, небольшое учащение пульса,
незначительное увеличение давления крови, повышенное слюноотделение, иногда
тошнота. Вслед за ними появляются и психологические изменения. Они
выражаются в следующем: изменения во всех модальностях восприятия;
изменения в восприятии времени и пространства; увеличивается скорость
ассоциативного мышления, меняется восприятие схемы своего тела; появляются
яркие эйдетические образы, видимые как при закрытых, так и при открытых
глазах; возможны галлюцинации; появляется сенситивное восприятие цветов;
внезапные и частые изменения эмоций и настроения; повышенная внушаемость;
повышенная способность к воспоминаниям; возможна деперсонализация;
растворение «ЭГО»; возможно осознавание внутренних процессов организма,
например, пищеварения, кровообращения и т.д.; ряд других психических
изменений, На уровне личности изменения очень индивидуальны, и реакция на
ЛСД зависит от всего жизненного пути человека, его эмоционального состояния
перед приемом препарата и окружения. Выраженность эффектов постигает
максимума примерно на четвертый час после введения, потом несколько часов
наблюдается плато в действии, а на 6-7 час после введения воздействие
препарата уменьшается. Обычно оно кончается на 8-12 час после введения, в
зависимости от дозы и индивида. Большинство исследователей подчеркивают
важность негаллюциногенных эффектов ЛСД: ощущение раскрытия ума, увеличение
скорости мышления, способность понимать и разрешать сложные вопросы
поведения и структурирования жизни [34, 36, 40].

Триптаминовые соединения (ДМТ, псилоцин и псилоцибин, буфотенин)

Эти галлюциногены широко распространены в различных семействах высших
растений, а псилоцин и псилоцибин встречаются в грибах [14, 38].
Действие ДМТ является самым глубоким, визуально эффектным и в то же
время кратким и нетоксичным. ДМТ — популярный галлюциноген, употребляемый в
ритуальных и целительских целях среди многих племен бассейна Амазонки. Его
получают из сока деревьев Virola (родственных мускатному ореху) или же из
молотых и поджаренных семян стручкового дерева Anadenanthera peregrina.
Имеются сведения о наличии триптаминов в побегах и корнях бамбука,
некоторых видов тростника, в побегах и семенах многих бобовых, множестве
грибов [38].
«Необычайная легкость, с какой ДМТ совершенно разрушает все границы и
переносит в невообразимое и неотразимое измерение Иного, — это буквально
одно из чудес самой жизни. И за этим первым чудом следует второе —
необычайная легкость и простота, с какой системы ферментов человеческого
мозга опознают молекулы ДМТ в синапсах. Всего за несколько сотен секунд эти
ферменты полностью и безо всякого вреда дезактивируют ДМТ, То, что обычные
уровни аминов восстанавливаются столь быстро после приема самого сильного
из всех галлюциногенных индолов, свидетельствует о том, что, возможно,
существовала давняя совместная эволюционная связь между людьми и
галлюциногенными триптаминами» [15].
Два других психотомиметика — псилоцин и псилоцибин — были выделены из
мексиканских «магических» грибов семьи Psilocybe, которые распространены и
в Европе. Они имеют похожую молекулярную структуру и в общем сходны по
своему действию, только псилоцин в 1,4 раза сильнее псилоцибина. Вызываемая
ими картина психических изменений напоминает таковую при введении ЛСД, но
по времени значительно короче (5-8 часов). При приеме внутрь примерно через
20 мин. появляются вегетативные и соматические симптомы (как при приеме
ЛСД), а затем и психические. При небольших дозах переживается приятное
ощущение интеллектуальной и физической релаксации, отрешенности от
окружающего мира. При более высоких дозах появляются изменения в восприятии
пространства и времени, своего тепа. Визуальная гиперсензитивность ведет к
иллюзиям и галлюцинациям, которые выражены сильнее, чем при ЛСД. Возникает
грезоподобное состояние, проживания давно забытых воспоминаний, часто
достигающих раннего детства [29]. Было установлено, что позитивный настрой
(предрасположение) ведет к положительным переживаниям во время сеанса, а
тревога или озабоченность сопровождаются неприятными переживаниями.
Настроение перед приемом препарата является лучшим предсказателем
настроения во время его действия [13].
Очень похож на псилоцин и псилоцибин по химической структуре и по
действию распространенный в животном мире галлюциноген буфотенин, который
был обнаружен в коже некоторых видов жаб (тропической жабы Bufo Bufotus) и
змей, а также в выделениях пауков [27, 38].

Бета-карболины

К препаратам этой группы относят гармин и гармалии (также
тетрогидрогармалин), обладающие галлюциногенным эффектом при дозе, близкой
к токсичной. Встречаются в некоторых видах дикой тропической лозы
Banisteriopsis caapi, произрастающих в Южной Америке, Средней Азии и на
Среднем Востоке, а также в диком табаке (из коммерческих сортов
галлюциногены выводятся). Смесь бета-карболинов с ДМТ является основой
галлюциногенного снадобья айяхуаска или йяге, употребляемого в Амазонии.
Народные целители «айяхуаскеро» прекрасно прижились в современных
бразильских городах, где пользуются не меньшей популярностью, чем доктора
официальной медицины [15, 38, 39]. Бета-карболины малоизученны и: до сих
пор не запрещены законом. При открытых глазах наблюдаются только
вибрирование и раздвоение контуров наблюдаемых предметов и волнистые
движения поверхности стен при более длительной задержке взгляда на одном
месте. При закрытых глазах наблюдаются обильные образы и целые сцены,
спонтанно возникающие в воображении. Они ярко окрашены с преобладанием
красно-зеленых и сине-оранжевых контрастов. Эти длинные видения напоминают
сны, в которых пациенты видят давно умерших близких им людей, путешествуют
во времени и пространстве в состоянии транса, подобно индейским йогам.
Иногда переживаются периоды из своей жизни, и из давно забытого прошлого.
Большинство пациентов проводят 4-8 часов во время сеанса лежа в постели,
поглощены сложными видениями, но без заметных изменений в эмоциональной
сфере и восприятии времени. Главная особенность гармалина как
психологического препарата состоит в том, что он является чистым
галлюциногеном при минимальных психопатологических изменениях [29].

Ибогаиновое семейство веществ

Эти вещества встречаются в двух родственных древесных породах Африки и
Южной Америки. Tabernanthe iboga — куст с желтыми цветами, родственный кофе
и произрастающий в тропиках Западной Африки. Корни ибоги, употребленные в
достаточных дозах, вызывают затяжной психоделический эффект, который
сопровождается значительными изменениями восприятия и длится не менее двух
суток [40]. Сейчас в некоторых западных странах ибогаин рассматривается как
перспективный психотерапевтический препарат. На фармакологическом рынке США
и Голландии появилось новое лекарство под названием «ибогаин». Существуют
серьезные основания предполагать, что оно способно освобождать человека от
наркотической зависимости, а также от других видов лекарственного
привыкания и вредных привычек [2].

Механизм действия психоделиков

Механизм действия психотомиметиков до сих пор окончательно не выяснен.
Исследование этапов передачи импульсов в нервной системы показало, что
некоторые препараты действуют путем усиления или подавления высвобождения
определенных природных веществ — нейромедиаторов. Некоторые нервные клетки
имеют на своей поверхности специальные участки, так называемые рецепторы,
расположенные в местах соединения нервных клеток между собой (в так
называемых синапсах), узнающие определенные молекулы нейромедиаторов
(каждый тип нейромедиаторов, которых сейчас известно около десяти,
распознается своим типом рецепторов; более того, для некоторых
нейромедиаторов существуют несколько разных типов рецепторов — в таком
случае конкретный эффект такого нейромедиатора будет зависеть от того, с
каким именно типом рецепторов произошло взаимодействие молекулы
нейромедиатора). После того, как рецептор связался со своим
нейромедиатором, он передает соответствующий сигнал нервной клетке,
запуская тем самым определенные процессы в организме [38].
Под действием психотомиметиков — производных фенэтилалкиламинов нервные
окончания мозга выделяют дофамин — медиатор, связанный с системами
бодрствования и удовольствия. Под действием ЛСД и других индольных
психотомиметиков нервные окончания мозга вырабатывают другой нейромедиатор
— серотонин, который называют также «гормоном удовольствия». Химическая
структура псилоцибина, буфотенина и диметилтриптамина (ДМТ) очень мало
отличается от структуры серотонина [38].
Ряд научных экспериментов показал, что за расширенное восприятие и
понижение барьера сенсорного восприятия, по-видимому, отвечает один из
типов серотониновых рецепторов (этот тип рецепторов называют 5-HT??-R, что
означает «рецептор к 5-HydroxyTriptamine (таково химическое название
нейромедиатора серотонина) 2-го типа, синергический»). Именно тогда, когда
с этим рецептором связываются молекулы серотонина и его аналогов (например,
ЛСД-25 или ДМТ), практически всегда наблюдаются «мистические» переживания
(тестирование производилось с помощью слежения за радиоактивно мечеными
молекулами) [38]. Любопытно, что с этим же типом рецепторов способны
взаимодействовать некоторые производные дофамина, такие как мескалин или
«Экстази», обладающие галлюциногенным действием — хотя их химическая
структура достаточно сильно отличается от структуры серотонина, однако
достаточно похожей у этих молекул является их квантовая структура, то есть
совпадают частоты колебаний электронов [34, 38].
Серотонин, взаимодействуя с рецепторами в синапсах, очень сильно
активирует нейроны, что приводит к значительному снижению порогового уровня
возбуждения многих зон мозга, ответственных за восприятие окружающих
явлений (видимо, у так называемых экстрасенсов уровень серотонина повышен
от рождения или повышается под воздействием подсознательных импульсов, либо
повышена чувствительность к серотонину [14, 35]). Глаза начинают видеть в
ближних ультрафиолетовом и инфракрасном диапазоне, различаются очень слабые
звуки и другие, обычно недоступные органам чувств, сигналы. Многие
исследователи отмечают в таком состоянии ощущение необычайной ясности и
высокой скорости мышления [40].
На анатомическом уровне важным органом, связанным с выработкой и обменом
серотонина в организме, представляется шишковидная железа.
В 1886г. появились две независимые друг от друга монографии на немецком
и английском языках, доказывающие, что шишковидная железа является на самом
деле третьим глазом и развилась из чувствительного к свету места на лбу,
которое до сих пор встречается у таких рептилий, как туатара в Новой
Зеландии. Это похожее на ящерицу животное обладает шишковидным органом,
представляющим собой маленькую полость, наружная оболочка которой стала
хрусталиком, а внутренняя — сетчаткой, соединенной нервными окончаниями с
мозгом через щель в черепе. Полость покрыта тонким и прозрачным слоем кожи.
У таких видов, как туатара, у многих птиц, рыб и многих мелких
млекопитающих шишковидная железа расположена на макушке, но у высших
приматов и человека мозг прикрыт корой, и шишковидное тело теперь
полускрыто в сердцевине черепной коробки.
Декарт указывал на этот орган, как на вместилище души. Но еще три с
половиной тысячи лет назад, когда появилась индийская литература, в ней
имелось указание на положение высшего источника телесной силы в точке между
бровями. Если бы мы сохранили слой прозрачной кожи, шишковидное тело
оказалось бы чуть повыше точки между глазами, как раз там, где в индусских
изображениях находится Глаз Света [3].
Еще 40 лет назад считали, что шишковидная железа — бесполезный
рудиментный придаток, доставшийся нам в наследство от рептилий. А в 1959г
Арон Лернер из Йельского университета обнаружил, что шишковидное тело
производит гормон, который он назвал мелатонином, и представление о роли
этого органа изменилось: речь идет уже не о вырождении органа, а о
возрождении железы. Сразу же вырос интерес к этому органу, и год спустя
стало ясно, что мелатонин производится из серотонина.
В отличие от наркотиков (таких как этанол, опиаты, барбитураты),
психоделики не способны вызывать зависимости, хотя в популярной литературе
психоделики часто путаются с наркотиками. Все вышеописанные препараты
отличаются от наркотических средств не только своим воздействием, но и тем,
что не вызывают при повторном употреблении физиологического привыкания.
Было показано, что ЛСД, в отличие от опиатов (морфина, героина), не служит
позитивным стимулом для крыс и обезьян, а обследование лиц, регулярно
принимавших ЛСД, не показало какой-либо выраженной симптоматики
физиологической зависимости. Это подтверждают не только работы
академических исследователей, но и Всемирная организация ООН по вопросам
здравоохранения [29, 38].

«Молекулы мистики» как способ трансцендентации ЭГО (теория
«квантового резонанса в синапсических полях»)

В настоящее время академическая наука не может дать строгое обоснование
связи явлений трансцендентации ЭГО и активации серотониновых рецепторов
нейромедиаторами (почему взаимодействие серотонина и его аналогов с 5-HT??
-рецепторами приводит к столь радикальным переменам в сознании?), однако
какие-то шаги в этом направлении уже сделаны.
Достаточно интересной (однако носящей умозрительный характер и не
подтвержденной, хотя, впрочем, и не опровергнутой, данными строгой науки)
представляется теория «квантового резонанса в синапсических полях»,
предложенная известным этнофармакологом Теренсом Маккенной (1946-2000)
несколько лет назад.
«В академических научных кругах не спешат отказываться от привычного
определения сознания как продукта работы мозга. Отчасти •так оно и есть
(мозговые травмы влекут нарушения сознания), но лишь отчасти: наряду с
такой трактовкой индивидуальное сознание можно также представить и
продуктом работы над-индивидуального Сознания в биологической ткани мозга.
Иллюстрацией может послужить такой пример, как телевизор. Качество
изображения и звука строго зависит от правильности работы всех компонентов,
а неисправность или поломка какого-то из них приведет к весьма
специфическим искажениям… Никто из нас не увидит в этом научного
доказательства того, что программа должна генерироваться в телевизоре,
поскольку телевизор — искусственная система и все функции хорошо известны-
А ведь как раз такой по типу вывод получен механистической наукой в
отношении мозга и сознания» [3] (это высказывание можно сравнить с
суфийской притчей о свече и зеркалах — см. главу о суфизме).
Попробуем рассмотреть весь мир как поток метафизических вибраций (под
термином «вибрация» метафизика понимает совсем не то, что физика и
механика, под вибрацией понимается не колебание вокруг положения
равновесия, а отрицание состояния покоя вообще: всё находится в состоянии
движения в любой системе любого иерархического уровня — вплоть до самой
субстанции: это сумма поступательного, вращательного, колебательного и
любых других типов движения; в чистом виде любой тип движения не
существует: вибрации любого уровня — это результат наложения и
взаимодействия разных типов движения) [12]. Надо заметить, что такая точка
зрения вполне согласуется с данными современной науки, в частности, с
представлениями квантовой физики, в соответствии с которыми все как макро-,
так и микро- объекты представляют собой наложение вибрирующих полей и
обладают волновой природой, и с теорией голографической структуры Вселенной
(более подробно это описано в работах физиков Ф.Капры [8] и в ряде научно
популярных работ Нобелевского лауреата Ильи Пригожина, например, в
опубликованной на русском языке книге [20]). Если встать на такую точку
зрения, то трансцендентацию ЭГО можно связать с восприятием неких особых
вибраций, недоступных сознанию в обычном состоянии. Экстаз часто описывают
как проявление мощных вибраций, являющихся следствием резонанса между
индивидуальным ЭГО-сознанием и над-индивидуальным Сознанием [36], то есть в
момент экстаза происходит совпадение частот вибраций Внутреннего и Внешнего
миров. Но, поскольку в обычном состоянии такой резонанс не наблюдается, то,
значит, в момент экстаза происходит «подстройка частоты колебаний»
индивидуального ЭГО-сознания, то есть на исходную частоту вибраций
индивидуальной «души» накладываются некие дополнительные колебания, и
частота такого «суммарного» колебания как раз совпадает с частотой
колебания над-личностного Сознания. На роль источника таких дополнительных
вибраций могут претендовать какие-либо химические молекулы, атомы которых
вибрируют с необходимой частотой (эти вибрации, кстати, можно зафиксировать
с помощью современных физико-химических методов), например, обсуждавшиеся
выше «молекулы мистики», либо комплекс какой-либо «молекулы мистики» с
соответствующим рецептором нервной клетки [14]. В пользу этой теории
свидетельствует уже упоминавшийся факт, что вещества, сильно отличающиеся
по химическому строению, но имеющие похожую квантовую (то есть
колебательную) структуру (галлюциногенные фенэтилалкиламины, с одной
стороны, и индольные галлюциногены, с другой), способны вызывать сходные
мистические переживания.
Таким образом, согласно этой гипотезе «квантового резонанса в
синапсических полях», мы имеем следующую картину: Сначала экзогенная
молекула галлюциногена попадает в организм человека или прямо в организме
вырабатывается эндогенная молекула серотонина или дофамина, далее такая
молекула взаимодействует с одним из серотониновых рецепторов, в результате
чего происходит наложение (интерференция) колебаний этой молекулы (или ее
комплекса с рецептором) на поток вибраций ЭГО-сознания. В конечном итоге
частота колебаний ЭГО-сознания изменяется и совпадает с одной из частот
вибраций надличностного Сознания — возникает резонанс, который осознается
как Божественный Экстаз, а весь мир в таком состоянии кажется
одухотворенным и исполненным смысла, поскольку отсутствуют границы
индивидуального сознания — ЭГО растворяется в надличностном Сознании [14].
Поскольку надличностное Сознание (в некоторых религиозных традициях
называемое Богом) существует вне времени, не ограничено пространственными
рамками и едино для всех личностей, то нет ничего удивительного в том, что
субъект в состоянии подобного трансперсонального переживания вспоминает
какие-либо эпизоды из собственного раннего детства, эмбрионального
развития, жизни своих предков (в том числе и предшественников на
эволюционном развитии), других объектов (других людей, животных, растений,
планет, звезд, сверхчеловеческих и мифологических существ и т.п. — описания
см. в главе «Основные виды мистических переживаний»), событий из прошлого и
будущего [5].

Основные виды мистических переживаний.

«Наше нормальное, или, как мы его называем, разумное сознание
представляет лишь одну из форм сознания, причем другие, совершенно от него
отличные, формы существуют рядом с ним, отделенные от него лишь тонкой
перегородкой… Наше представление о мире не может быть полным, если мы не
примем во внимание и эти формы сознания» [7].
Если изобразить внутренний мир личности в виде паутины смысловых
взаимоотношений, сотканной вокруг главной экзистенциальной позиции
человека, то измененное состояние сознания (ИСС) — это смещение последней,
влекущее перестройку стереотипов самоосознавания — личностную трансформацию
[24].
Представим себе наблюдателя, стоящего на лесной поляне и пытающегося
определить направление своего дальнейшего движения. Все, что он видит, —
это кромка леса, опоясывающая небосвод. Однако, достаточно залезть на
высокое дерево, чтобы увидеть далекую панораму и выбрать путь. Внутренняя
реальность человека такой же дремучий лес, а измененное состояние сознания
— вид этого леса с новой точки зрения, отличной от предыдущей. Согласно
этой метафоре, путешествуя по жизни, мы все периодически пользуемся
подобными способами ориентирования, хотя стремимся найти такие места, где
окружающее будет просматриваться на много лет вперед.
Иными словами, измененные состояния сознания обладает познавательной
ценностью, и в определенных обстоятельствах может быть успешно использовано
для достижения внутреннего покоя и равновесия. ИСС — это экзистенциальный
сдвиг смысловых связей, вызванный изменением позиции «наблюдателя» в
сознании человека (разотождествлением с ЭГО), временным выходом души из
привычных ролевых позиций. Если перестройка происходит осознанно, то есть,
человек понимает цели и смысл расставания с прошлой реальностью, то он
расширяет свое сознание за счет утверждения новой личностно-ролевой позиции
— душа обновляется [5].
В практике психотерапевтического применения ЛСД часто описываются случаи
задержки внутреннего перерождения. Если человек не достаточно глубоко
анализирует себя, чтобы понять смысл происходящих перемен, формирование
новой личностно-ролевой позиции и его сознании будет протекать болезненно.
В такие мгновения человека может охватить паника, ощущение собственной
пустоты, «потерянность» или глубокая депрессия. На нашем примере с
наблюдателем в лесу это может выглядеть следующим образом: забравшись на
высокое дерево, он с ужасом обнаруживает, что безнадежно заблудился, и его
знаний явно не достаточно, чтобы выбраться.
Существует множество специальных методов для достижения измененных
состояний сознания, хотя и без этого ИСС занимают видное место в динамике
внутренней жизни полноценного человека. Любая перестройка важных смысловых
комплексов, связанная с узнаванием чего-либо, влечет ощутимое изменение
свойств сознания. С этой точки зрения, измененным можно назвать сознание
людей, переживающих влюбленность, вдохновение, катарсис (личностная
трансформация, вызванная контактом с художественным произведением) и т. д.
ИСС также стимулируют природный сон, различные фазы засыпания и
пробуждения, сексуальные эмоции, пение, барабанный бой, монотонные танцы,
гипноз и самовнушение, гипервентиляция легких (холотропное дыхание),
сенсорная перегрузка, сенсорная изоляция, длительное одиночество, пост,
наконец, действие на организм различных психоактивных веществ — все эти
процессы непосредственно связаны с изменением характера мышления, глубины и
способа самоосознавания. Интересно отметить что спектр переживаний,
вызванных психоделиками, практически не отличается от переживаний,
вызванных различными немедикаментозными средствами [24].

Перинатальные переживания

Основные характеристики перинатальных переживаний связаны с проблемами
биологического рождения, физической боли и агонии, болезни и дряхлости,
умирания и смерти. Пугающее столкновение с этими критическими аспектами
человеческого существования, глубокое переживание его эфемерности неизбежно
сопровождается мучительным экзистенциальным кризисом. Благодаря такому
опыту человек приходит к пониманию того, что, независимо от его
прижизненных занятий, ему придется покинуть этот мир, лишиться всего, что
он приобрел и чего достиг, к чему он был эмоционально привязан. Сходство
рождения и смерти, поразительное открытие, что начало жизни тождественно ее
концу, — важный философский вывод, сопровождающий перинатальные переживания
[4].
Образ смерти как утраты ЭГО, переживание смерти очень часто встречается
как во время психотерапевтических сеансов с применением галлюциногенов, так
и во многих религиях [1]. (Сравнение психоделического опыта и переживаний
смерти, описанных в древнем тибетском трактате «науки об умирании» —
«Тибетской книги мертвых» (Бардо Тходол) можно найти в работе [13])
Для шаманизма характерна имитация смерти (и переживание ее) во время
посвящения, сопровождаемая созерцанием уничтожения плоти и создания из
скелета, субстанциальной основы организма, нового шаманского тела [41].
Подобного рода ритуалы характерны для ряда индийских йогических садхан
(практик), особенно связанных с тантризмом: в ходе этой практики йогин
создает себе новое нерушимое йогическое тело (йога духа), соотносящееся со
старым как незрелый плод со зрелым, или, в терминологии Расаяны (“колесницы
ртути», то есть индийской алхимии), как незрелый вульгарный (профанический)
металл с алхимическим золотом. Практикуется созерцание скелета и в
классическом буддизме. Однако семантика этого созерцания в шаманизме и
даосизме, с одной стороны, и буддизме — с другой, различна. В первом случае
речь идет о скелете как о знаке некоей первоосновы, возвращаясь к которой
человек через приобщение ей и переживание смерти-возрождения обретает новые
силы и творит новое бытие, новое тело (ср. образ возвращения в лоно матери,
уподобления неродившемуся младенцу в «Дао дэ цзине» и его онтологическую
коннотацию: возвращение в материнское лоно Дао-Отсутствия — у и обретение
нового рождения как бессмертного и совершенного человека). Из глубины и
мрака “хаотического и смутного” лона Матери-Дао творится свет просветления
и новая жизнь. В случае же буддизма подобные созерцания направлены на
достижение убежденности во всеобщей бренности, непостоянстве и смертности,
то есть на медитативное уяснение идеи сансары (круговорота смертей-
рождений) как страдания [25, 30].
Другое важное следствие — эмоциональное и физическое потрясение от
феномена смерти — открывает сферы духовных и религиозных переживаний,
являющихся существенной частью человеческой личности. Они не зависят от
культурных и религиозных корней и воззрений человека. Опыт исследования
глубинных пластов психики показывает, что люди, достигшие этих уровней,
получают возможность проникнуть в наиболее тонкие духовные и религиозные
измерения существующего порядка вещей. Даже ярые материалисты,
позитивистски ориентированные ученые, скептики и циники, бескомпромиссные
атеисты и антирелигиозно настроенные философы-марксисты, столкнувшись с
этими уровнями, начинают интересоваться духовными вопросами [3].
Каким-то образом — пока не вполне понятно, каким именно, — такого рода
переживания представляются связанными с обстоятельствами биологического
рождения. Многие люди нередко совершенно определенно ссылаются на них как
на проживание своей собственной родовой травмы. Люди, не чувствующие этой
связи и описывающие свое столкновение с переживанием смерти и смерти-
возрождения с чисто психологической и духовной точек зрения, регулярно
демонстрируют ряд характерных физических симптомов, напоминающих процесс
биологического рождения. Их позы и движения поразительным образом
соответствуют положениям и движениям ребенка на различных стадиях родов.
Кроме того, эти люди обычно сообщают о своей идентификации с эмбрионом,
плодом в утробе и новорожденным ребенком. Помимо этого, встречаются
вариации аутентичных неонатальных чувств и поведения, а также образы
женских гениталий и груди.
Эти феномены принято называть перинатальными переживаниями. Причинная
связь между актуальным биологическим рождением и бессознательными матрицами
этих переживаний все еще остается не установленной. Перинатальные
переживания — проявление глубинного уровня бессознательного — выходят за
пределы классических фрейдовских методов. Возникновение подобных структур
психики, по-видимому, связано с т.н. «травмой рождения» (подробнее о травме
рождения в работе Отто Ранка [22]). Феномены этой категории никогда не
описывались в психоаналитической литературе и не принимались во внимание в
психоаналитической теории. Более того, классический фрейдовский анализ не
позволяет объяснить эти феномены и не может предложить понятий, пригодных
для их интерпретации.
Перинатальные переживания представляют собой очень существенное
пересечение индивидуальной и трансперсональной психологии или, если так
можно выразиться, психологии и патопсихологии, с одной стороны, и религии —
с другой. Если считать их связанными только с рождением, они могли бы
относиться к структуре индивидуальной психологии, но характерные аспекты
придают им совершенно определенный трансперсональный оттенок. Напряженность
этих переживаний превышает все обычно предполагаемые для человека пределы.
Зачастую они сопровождаются отождествлением с другими людьми или с борьбой
и страданиями человечества. Более того, их составной частью нередко
оказываются некоторые формы явно трансперсональных переживаний:
эволюционные воспоминания, элементы коллективного бессознательного и
некоторые юнгианские архетипы [4].
Каждая стадия биологического рождения имеет специфическое духовное
соответствие: для благополучного внутриутробного существования это опыт
космического единства; начало родов сопровождается чувством поглощения
вселенским водоворотом, первая клиническая стадия родов со схватками в
замкнутом утробном пространстве соотносится с переживанием “отсутствия
выхода” или ада; духовным соответствием продвижения по родовому каналу во
второй стадии клинических родов является борьба смерти-возрождения, а
метафизический эквивалент собственно рождения и событий третьей клинической
стадии родов представляет собой переживание смерти “ЭГО” и возрождения [4].

Большое теоретическое значение имеет глубинная параллель между
физиологической деятельностью в последовательных стадиях биологического
рождения и паттернами активности различных эрогенных зон, особенно зон
генитального оргазма. Это дает возможность сместить этиологический акцент в
психогенезисе эмоциональных нарушений из сексуальной сферы в перинатальные
матрицы, не отрицая при этом значимости многих принципов фрейдизма [21].

Трансперсональные переживания

Трансперсональные переживания (мистический, или «пиковый», опыт; экстаз,
транс), спонтанно посещающие некоторых вполне здоровых и трезвых людей,
свидетельствуют о том, что это врожденное свойство нашей психики, которое,
конечно, зависит и от социальных и генетических факторов личностного
развития [17].
Многие переживания такого рода известны уже несколько столетий или
тысячелетий. Рассказы о них можно найти и в священных писаниях всех великих
религий мира, и в письменных документах множества малых сект, фракций и
религиозных движений. Они играли важную роль в видениях святых, мистиков и
религиозных учителей [37]. Этнологи и антропологи обнаружили их в священных
обычаях различных народов, в состояниях экстаза и религиозных мистериях, в
практике целительства и ритуалах различных культур [32, 41]. Психиатры и
психологи наблюдали трансперсональные феномены, не называя их таким
образом, в своей повседневной практике у психотических пациентов, особенно
шизофреников [26]. Историки, антропологи, религиеведы, психиатры и
психологи-экспериментаторы знали о существовании разнообразных древних и
современных методов индуцирования трансперсональных переживаний, многие из
которых подобны описанным выше процедурам, ведущим к возникновению
перинатальных переживаний [24, 33, 36].
Вопреки распространенности этих феноменов и их очевидной значимости для
многих сфер человеческой жизни, в прошлом делалось удивительно мало
серьезных попыток включить их в теорию и практику современных психиатрии и
психологии. Позиция большинства профессионалов колеблется между несколькими
подходами к этому феномену. Некоторые лишь отдаленно знакомы с различными
трансперсональными переживаниями и склонны более или менее игнорировать их.
Для другой большой группы профессионалов, трансперсональные феномены
представляются столь странными, что они склонны считать их отклонением от
нормального психического функционирования, психотическими [3].

Наследственные переживания

В качестве примера такого переживания я приведу воспоминания одной из
пациенток С. Грофа во время ЛСД-сеанса:
«К моему удивлению, идентичность моего ЭГО неожиданно изменилась. Я была
моей матерью в возрасте 3-4 лет; это должно быть 1902г. На мне было
аляповатое платье — накрахмаленное, доходящее до щиколоток; с расширенными,
как у испуганного животного, глазами — я находилась в состоянии тоски и
одиночества. Я закрывала свой рот рукой, осознавая, что случилось нечто
ужасное: я сказала что-то плохое, меня грубо отругали, кто-то положил руку
на мой рот. Из своего укрытия мне видна была сцена с множеством
родственников — теть и дядь, сидящих на крыльце дома в одеждах, характерных
для того времени. Все были заняты разговорами, забыв обо мне. Я чувствовала
себя отверженной, пристыженной и виноватой. Я сказала матери, что у меня
был сон, касающийся ее детства, и мне важно знать, так ли было на самом
деле. Как только я начала рассказывать, она перебила меня и закончила в
полном соответствии с пережитым мною» [4].

Коллективные и расовые переживания

Подобные переживания могут относиться к любой стране, любому
историческому периоду и культурной традиции, хотя, очевидно, определенное
предпочтение оказывается культурам и странам с высоко развитыми
религиозными, философскими традициями и традициями в искусстве. Удивительно
часто встречаются переживания, относимые к Египту, Индии, Тибету, Китаю,
Японии, доколумбовой Мексике, Перу, Древней Греции. Выбор культур и их
специфических аспектов явно не зависит ни от этнической основы субъекта, ни
от страны рождения, ни даже от полученного воспитания, образования,
интересов. Поэтому англосакс может переживать полное отождествление с
различными периодами истории афро-американцев или североамериканских
индейцев, и в результате обнаруживает новое понимание и переживание расовых
проблем. Информация, получаемая благодаря таким переживаниям, обычно
совершенно точна и может быть проверена при консультации с археологическими
и антропологическими кругами. Иногда бесхитростные индивидуумы описывают
детали египетских похоронных церемоний, включая форму и значение различных
амулетов и камер в гробницах, цвет похоронных конусов, технологию
бальзамирования и мумификации и сцены последующих процедур [4].

Филогенетические (эволюционные) переживания

Некоторые люди описывают переживания себя в образе каких-то
предшественников человека на эволюционном пути. Так, например, одна женщина
во время ЛСД-сеанса почувствовала свое полное отождествление с самкой
огромных рептилий, вымерших миллионы лет назад. Она чувствовала себя сонной
и ленивой во время отдыха на песке у большого озера и блаженно грелась на
солнышке. Она открыла глаза и посмотрела на терапевта, который во время
сеанса трансформировался в самца того же вида. Ее чувство лени мгновенно
исчезло и она стала испытывать сильное сексуальное возбуждение, не имеющее
ничего общего с человеческим возбуждением, это был особый интерес рептилии
к представителю другого пола. Она была совершенно очарована ступенчатыми
фасетками на сторонах головы. Одно большое поле такого рода имело такую
форму и цвет, что излучало мощные сексуальные вибрации. Консультант-
палеонтолог предложил выдержки из зоологической литературы, указывающие на
то, что у современных рептилий определенные участки на голове играют важную
роль, вызывая сексуальное возбуждение… [3].

Переживания прошлых воплощений

Субъект сохраняет идентичность своего ЭГО, хотя переживает себя в другой
форме, другом месте и времени, другом контексте, он чувствует, что он — та
же индивидуальная сущность, что и в его настоящем существовании. У него
сохраняется острое ощущение встречи с воспоминанием, повторного переживания
того, что он уже видел и пережил [4].

Предвидение, ясновидение, яснослышание, «путешествия во времени».

Иногда испытуемые сообщают о предвидении событий, которые случатся в
будущем. Временами они становятся свидетелями сложных сцен будущих событий,
они могут слышать даже акустическое сопровождение, составляющее их часть.
Некоторые из переживаний проявляют различные степени сходства с событиями,
случающимися позднее [4].

Отождествление с другими лицами

Это отождествление полное и комплексное; оно включает в себя
представление о теле, эмоциональные реакции и отношения, психологические
характеристики, выражение лица, типичные манеры и жесты, позы, движения и
даже интонации голоса [4].

Групповое отождествление и групповое сознание

В измененных состояниях сознания можно пережить тотальность страдания
всех солдат, погибших на полях сражений, революционную горячечность всех
коммунистов мира, доброту всех матерей, любящих своих детей… В этих
переживаниях можно отождествиться с соц. классом, кастой, даже с населением
целой страны [5].

Отождествление с животными

Три вида ИСС связаны с животными: атосимволические трансформации в
животных, отождествление с животными и филогенетические воспоминания, при
этом каждое наделено своими специфическими чертами. Субъекты, встретившиеся
со всеми тремя видами переживаний легко могут отличить их одно от другого
[4].

Отождествление с растениями

Примеры таких переживаний встречаются гораздо реже, чем отождествление с
животными. Субъект может ощутить себя как вызванное к жизни семя, лист в
процессе фотосинтеза, корень, тянущийся в поисках воды и пищи. В других
случаях он может отождествить себя с росянкой, другими плотоядными
растениями, стать планктоном в океане, почувствовать опыление или клеточное
деление. Субъекты упоминают о своих свидетельствах ботанических процессов
на молекулярном уровне; они осознают биохимический синтез, лежащий в основе
производства ростовых веществ, растительных пигментов, масла, сахара,
ароматических субстанций и различных алкалоидов [4].

Единение с жизнью и со всем творением

В редких случаях субъекты в ИСС могут иметь чувство, что их сознание
расширилось, чтобы охватить всю полноту жизни на этой планете, включая все
человечество и целостность флоры и фауны от одноклеточного организма до
высокодифференцированных видов. Индивидуум может отождествиться с
филогенетической эволюцией жизни во всей ее сложности и достичь
интуитивного понимания всех лежащих в ее основе биологических законов. Он
может исследовать факторы, влияющие на возникновение новых видов или
ответственные за их исчезновение, и видеть действие сил, определяющих
«выживание наиболее приспособленных». Подобные интуиции можно пережить и
относительно взаимодействия различных форм жизни. Переживания такого рода
могут в результате привести к увеличению осознания экологических проблем,
связанных с технологическим развитием и быстрой индустриализацией [4].

Сознание неорганической материи

Субъекты неоднократно сообщали, что переживают сознание океана,
отличающееся своей безвременностью, текучестью, сочетанием неизменности и
динамических перемен. В других случаях они идентифицировали себя с тем, что
по их мнению являлось сознанием огня. Довольно общим является осознавание
сил, высвобожденных при катастрофах: разрушительные, а также созидательные
горообразующие аспекты вулканических извержений, динамическое напряжение и
перемещение при землетрясениях, сила воздушных течений во время зимних
бурь, лишь несколько бросающихся в глаза примеров. Возможно исследовать
сознание компьютера, отождествиться с реактивным самолетом, спутником и
другими техническими предметами. Многие субъекты в состояниях измененного
сознания утверждают также, что переживали сознание неопределенного
материала; наиболее часто это были алмаз, гранит, золото и сталь. Подобные
переживания могут касаться даже микромира и описывать динамическую
структуру атомов, природу задействованных электромагнитных сил, межатомных
связей или броуновское движение молекул [3].

Планетарное сознание

В этом переживании сознание субъекта, по-видимому, охватывает все
аспекты нашей планеты, включая ее геологическую субстанцию, неорганические
материалы на ее поверхности и целостность всех жизненных форм. С этой точки
зрения Земля оказывается сложным космическим организмом с различными
аспектами геологической, биологической, культурной и технологической
эволюцией на этой планете, рассматриваемых как попытку достичь более
высокого уровня интеграции и самореализации [3].

Экстpапланетаpное сознание

Здесь субъект переживает явления, связанные с небесными телами,
отличными от нашей планеты, и с астрономическими событиями, происходящими в
солнечной системе и за ее пределами. Особый вид переживаний, входящий в эту
категорию, сознание межзвездного пространства, описанного в нескольких
случаях разными лицами. Оно характеризуется чувством безграничности и
вечности, спокойствия, безмятежности, чистоты и единства всех
противоположностей. Люди, знакомые с физикой и математикой, иногда
сообщают, что многие из концепций этих дисциплин, которые ускользают от
рационального понимания, могут стать более постижимыми и даже могут быть
пережиты в измененных состояниях сознания [3].

Сознание органа, биологической ткани, клетки.

В большинстве случаев это переживание включает части тела субъекта и
физиологические процессы, которые при нормальных условиях недоступны
осознаванию. Субъекты в таком состоянии настраиваются на осознание
различных органов своего тела. Они могут оказаться свидетелями работы
датчика сердечного пульса, сокращения сердечной мышцы и открытия-закрытия
сердечных клапанов. Подобным же образом можно наблюдать функционирование
печени, производство и накопление желчи, пищеварительные процессы, функции
любого органа. Иногда субъекты утверждают, что они пережили себя в качестве
нейронов в собственном мозгу, белых и красных кровяных шариков, зародышевых
клеток [5].

Переживание встреч со сверхчеловеческими и духовными существами

Субъект воспринимает этих существ как сверхчеловеческие или духовные
существа, обитающие на более высоких энергоуровнях или на более высоких
планах сознания. Феноменология этой категории переживаний описана Джоном К.
Лилли в его книге «Центр циклона» [12].

Переживания других вселенных и встреча с их обитателями

Странные и чуждые миры, которые испытуемый открывает в этом виде
переживаний, по-видимому, наделены своей собственной реальностью, хотя и не
в пределах нашего космоса; они, очевидно, существуют и в других измерениях.
Пройдя через такие экстраординарные приключения, субъекты сравнивали их с
прочитанными фантастическими романами [4].

Архетипические переживания и сложные мифологические эпизоды

Эта группа трансперсональных переживаний представляет собой феномены,
которые К.Г.Юнг называл первообразами, доминантами коллективного
бессознательного, или архетипами. В некоторых из наиболее универсальных
архетипов человек может отождествляться с образами Матери, Отца, Ребенка,
Женщины, Мужчины или Любящего. Многие обобщенные роли воспринимаются как
сакральные, как воплощенные архетипы Великой Матери, Ужасной Матери, Матери-
Земли, Матери-Природы, Великого Гермафродита или Космического человека.
Часто встречаются архетипы, олицетворяющие определенные аспекты личности —
Тень, Анимуса или Аниму и Персону [4].
Нередко неискушенные люди рассказывают истории, очень напоминающие
древние мифологические сюжеты Месопотамии, Индии, Египта, Греции,
Центральной Америки и других стран. Эти сообщения сравнимы с юнговским
описанием неизвестных, но явно архетипических тем детских снов и снов
наивных пациентов, а также с симптоматикой некоторых людей, страдающих
шизофренией. Некоторые люди проникают в различные системы эзотерического
знания. Так, люди, не имеющие понятия о каббале, переживают состояния,
описанные в книге Зогар и Сефер Иецир, и демонстрируют неожиданную
осведомленность в каббалистической символике. Подобный феномен внезапно
сформированного понимания наблюдался также в отношении таких древних форм
предсказания, как И-Цзин и Таро [3].

Переживания встреч с божествами

Большинство божеств, встречающихся в описаниях субъектов делятся на две
категории: силы света и добра, силы тьмы и зла. Некоторые божества
принадлежали определенной религии, происхождение некоторых не удалось
установить ни испытуемым ни терапевтам. Основная часть субъектов не
ощущает, что имеет дело с главным или верховным существом во вселенной [4].

Активизация чакp и подъем змеиной силы (куиндалини)

На первой международной конференции по Научной йоге в Индии в декабре
1972 г. аудитория состояла более чем из 200 лиц, представлявших много
различных духовных ориентаций, существующих в современной Индии. Участники
дискуссии после доклада С.Грофа пришли к соглашению, что больше всего ЛСД-
терапия похожа на систему Йоги Куиндалини. И та и другая техника
способствует мгновенному и огромному освобождению энергии, порождает
глубокие переживания и может принести впечатляющие результаты в короткий
период времени. Они обе несут в себе огромный риск и могут быть опасны,
если проводятся не под наблюдением специалиста [21].

Сознание Универсального Разума

Сознание Универсального Разума — одно из наиболее глубоких и
всеобъемлющих экстатических переживаний. Отождествляясь с сознанием
Универсального Разума, человек переживает в опыте всеобъемлющее единство
существования. Он чувствует, что достиг реальности, лежащей в основе всех
реальностей, и стоит перед высшим и абсолютным принципом, олицетворяющим
все бытие. Здесь полностью преодолеваются иллюзии материи, пространства и
времени, равно как и бесконечное число других субъективных реальностей, и
все они приходят к этому единому модусу сознания, которое является их общим
истоком и общим знаменателем. Это переживание безгранично, непостижимо и
невыразимо; это само существование. Вербальная коммуникация и символическая
структура нашего повседневного языка оказывается до смешного беспомощной в
попытке постичь и передать природу и качество этого переживания. Опыт
феноменального мира и того, что мы называем обычным состоянием сознания,
кажется в этом контексте лишь крайне ограниченным, искаженным и частичным
аспектом всеобъемлющего сознания Универсального Разума.
Обсуждая подобные переживания, люди часто утверждают, что поэтический
язык, хотя он тоже является несовершенным, больше подходит для их описания.
Становится понятным, почему провидцы, пророки и религиозные учителя
прибегали к поэзии, притче и метафоре, описывая свои трансперсональные
переживания.
Опыт сознания Универсального Разума тесно связан с переживанием
Космического Единства, но не тождествен ему. Его важными составляющими
являются интуитивные прозрения относительно процесса творения
феноменального мира, каким мы его знаем, и постижение буддийских
представлений о Колесе смерти и перевоплощения. Это может привести к
временному или устойчивому чувству достижения глобального, нерационального
и транс- рационального понимания фундаментальных онтологических и
космологических вопросов существования [4].

Сверх- космическая и мета- космическая пустота

Последний и наиболее парадоксальный трансперсональный феномен,
обсуждаемый в этом контексте, — переживание сверх- космической или мета-
космической пустоты. Это опыт изначальной пустоты, опыт ничего и молчания,
представляющих собой исток и начало всего сущего, переживание
“несотворенного, невыразимого Всевышнего”. Термины “сверхкосмический” и
“метакосмический”, которыми в этом контексте пользуются высокообразованные
участники ЛСД- сеансов, выражают то, что эта пустота кажется одновременно
лежащей в основе мира и определяющей его сверхпорядок. Она лежит за
пределами времени и пространства, за пределами форм или любых эмпирических
дифференциаций, за пределами таких полярностей, как добро и зло, свет и
тьма, покой и движение, агония и экстаз.
Кажется парадоксальным, что сверхкосмическая пустота и Универсальный
Разум воспринимаются как нечто тождественное и взаимозаменяемое; это два
различных аспекта одного и того же феномена. Пустота представляется
чреватой формами, а тонкие формы Универсального Разума переживаются как
абсолютная пустота.
Такой глубокий трансцендентный опыт, как активизация куиндалини,
сознание Универсального Разума, или пустоты, не только положительно влияет
на физическое и эмоциональное состояние человека, но и пробуждает в нем
острый интерес к религии, мистике и философским вопросам, сильную
потребность включить духовное измерение в свой образ жизни [4].

Экстатические переживания

«Экстаз (от греч. ekstasis — исступление, восхищение) — высшая степень
восторга, воодушевления, иногда на грани исступления» (Из «Толкового
словаря русского языка» под ред. Ожегова).
«Экстаз — это масштаб, мощный аккорд, в котором звучит вся гамма чувств
от ужаса до восторга. Ужас от сознания собственной ничтожности перед
Бесконечным. Восторг от того, что ты можешь чувствовать эту Бесконечность.
Художник в творческом экстазе создает гениальные произведения. В
пророческом экстазе пророк буквально становится рупором Бога, который
вкладывает в его уста слова, исполненные высшего смысла. Мистик в
мистическом экстазе делается репортером повсеместного Божественного
Присутствия — всеобщего Божественного Промысла. Да и нам, простым смертным,
знакомо это чувство, когда в самый неожиданный момент в тебе вдруг как
будто происходит какая-то химическая реакция с выделением то ли какого-то
газа, то ли понимания, то ли того, что на поэтическом слэнге зовется
эфиром. Но не успеешь оглянуться — пшик, и нет его. Прошло «понимание». Но
радость от того, что оно было, осталась в виде довольно глупой по местным
понятиям улыбки» [36].
Экстатические переживания (в частности, характерные для многих
мистериальных культов древности), можно разделить на две большие группы:
«вулканический», или «дионисийский» экстаз, и находящийся в разительном с
ним контрасте «океанический», или «аполлонийский» экстаз [5].

«Вулканический», или «дионисийский» экстаз

Для » вулканического» экстаза характерно крайнее физическое и
эмоциональное напряжение, высокая агрессивность, деструктивные импульса
внутренней и внешней направленности, мощные побуждения сексуальной природы,
ритмические оргиастические движения. «Вулканический» экстаз предполагает
уникальную смесь крайних эмоциональных и физических мук с диким чувственным
порывом. Оказываются неотличимыми переживания ледяного холода от
непереносимого жара, ненависти — от любви, агонии умирания — от восторга
нового рождения, апокалиптических ужасов — от радости созидания… У
индивида возникает ощущение приближения великого события, потрясающего весь
мир. — духовное освобождение, откровение высшей истины или единение всего
сущего. Однако, какими бы острыми не были бы эти ощущения и переживания,
экстаз никогда реально не достигает цели и реального разрешения драмы
смерти-возрождения. Для этого он должен перейти в «океанический» экстаз
(см. ниже). Сопровождающие «вулканический» экстаз характерные переживания
религиозного типа включают в себя ритуалы жертвоприношения, мученическую
смерть, шабаш ведьм, дионисийские оргии и т.п. [3].

«Океанический», или «аполлонический», экстаз

Для «океанического» экстаза характерно переживание чувства слияния с
окружением и единства с воспринимаемыми объектами. Мир представляется как
место невыразимого сияния и красоты. Элемент размышления и потребность в
рациональном анализе значительно снижаются, и Вселенная становится «тайной,
которую следует пережить, а не загадкой, которую нужно разгадать». В этом
состоянии человеку трудно видеть какие-либо негативные аспекты в мире и в
самой структуре мироздания. Все оказывается совершенным, все есть так, как
оно должно быть. В этот момент мир представляется благоприятным местом, где
с полным доверием и чувством совершенной безопасности можно принять
пассивно-зависимую позицию, подобную положению ребенка. Для человека в этом
состоянии ума зло кажется не имеющим значения, неважным, эфемерным или
несущественным. При переживании опыта космического единства
трансцендирование времени и пространства может принять довольно конкретную
форму, что можно проиллюстрировать рядом специфических образов. Человек
может переживать последовательность видений, позволяющих интерпретировать
опыт в терминах регрессии в историческом времени. Это включает разнообразие
эмбриональных ощущений, память предков, элементы коллективного
бессознательного и эволюционный опыт, сопровождаемый филогенетическими
«обратными кадрами» и дарвинским прозрением. Соответствующий выход за
пределы обычного пространственного ограничения можно проиллюстрировать на
примерах идентификации с другими лицами и группами лиц, с животными,
растениями и даже неорганическим веществом. Важной вариацией этого
переживания является субъективное отождествление с физической Вселенной, с
ее галактиками, солнечными системами и мириадами отдельных звезд [3].

Трансцендентация ЭГО и идея целостности в различных религиях

Феномен религиозности давно занимал философов и культурологов. В течении
последних ста лет в религиоведении господствовала социологическая
парадигма, проявившаяся, в частности, в теории экономического детерминизма
К. Маркса, социологии религии М. Вебера, теории социальной детерминации Э.
Дюркгейма, в ряде этнологических концепций (функционализме Б.Малиновского,
структурализме К. Леви-Стросса [11]). Тем не менее, особенно после ряда
результатов, полученных психологами и психоаналитиками (такими, как З.
Фрейд, К.Г.Юнг, Э.Фромм), а также введением в научный оборот эмпирического
материала, собранного и обработанного этнологами и востоковедами, возникли
серьезные сомнения в универсальности и окончательности социологической
парадигмы, сфера ее применения постоянно уменьшается. И тут на помощь
социологии приходит психология, предлагая новую, психологическую, парадигму
для рассмотрения феномена религиозности [25]. Ключевым понятием для такого
подхода является понятие «религиозного опыта», сформулированное У. Джеймсом
(«Религия суть совокупность чувств, действий и опыта отдельной личности….
Личная религия оказывается несомненно первичнее, чем богословие и церковь:
всякая церковь, однажды учрежденная, живет после этого, опираясь на
традицию; но «основатели» каждой церкви всегда черпали свою силу из
непосредственного личного общения с божеством, причем так было не только с
теми, кому, как Христу, Будде или Магомету, приписывается сверхчеловеческая
природа, но со всеми основателями христианских сект» [7]), а в истории
отечественной философии подобная проблематика отчетливо прослеживается в
трудах Вл. Соловьева и И. Ильина («Наша уверенность в действительном
существовании божества нераздельно связана с теми явлениями, которые даны в
религиозном опыте и которые мы относим к действию божества на нас. Это
верно относительно всех религий. Древний эллин не верил бы в существование
Диониса, если бы не испытывал его душевно-телесного действия в опьянении»
[23]).
Несмотря на то, что У. Джеймс пишет о многообразии религиозного опыта
[7], ряд исследователей настаивает на общности всех подобных религиозных
переживаний (например, на философском факультете СПбГУ представителем
подобного подхода к религиоведению является проф. Е.А.Торчинов). В качестве
связующего звена для всех типов религиозности они рассматривают так
называемые «пиковые переживания», то есть особые (часто называемые также
«мистическими», «профетическими», «экстатическими») глубинные переживания,
связанные с выходом за пределы обыденного сознания (трансперсональные, или
«расширенные» состояния сознания), такие как переживания непосредственного
общения, единения или слияния с божеством, безличным Абсолютом или иным
типом первоосновы бытия. Это может быть также переживание онтологического
«ничто» или «пустоты», но в любом случае предполагает высшую форму
святости, достижение спасения, освобождения и т.д. Сюда же можно отнести
измененные состояния сознания, предполагающие переживание ряда
архетипических образов и ситуаций: смерти и воскресения (обновления,
возрождения из праха), гибели и воссоздания мира, духовного рождения,
Великой Матери. Спасителя-Мессии и т.п. [3]. Для достижения подобных
состояний существуют различные методы, которые обычно называют
психотехникой (в данном смысле этот термин был введен петербургскими
буддологами В.Рудым и Е.Островской), или «техниками экстаза» (термин введен
М. Элиаде). Далее я попытаюсь дать краткий обзор психотехник и
экстатических переживаний, характерных для различных типов религиозности,
обращая особое внимание именно на те религии или секты, которые уделяют
психотехнике особое внимание.

Шаманизм

Шаманизм — древнейшая из форм религиозности — достаточно неплохо изучен,
возможно, благодаря оживленному интересу к эзотерической практике у
современных людей. Архаичное мироустройство было не просто устойчивой
общественной формацией. Просуществовав, как предполагают антропологи, около
50 тысяч лет, шаманизм стал своеобразной колыбелью цивилизации, источником
основополагающих мифов и первых религий [10]. Что же такое шаманизм, какова
роль шамана и как вообще возникла эта форма религиозности?
В этот исторический период доступ к сакральному имели многие: жрецы-
жертвоприносители, каждый глава семьи являлся также главой домашнего
культа, многие получали сакральные переживания в ходе обрядов инициации,
мистерий, но «только шаман остается центральной фигурой, поскольку во всей
этой сфере, где экстатическое переживание является в высшей степени
религиозным, шаман и только шаман является безусловным мастером экстаза.
Главное достоинство шаманизма — личный опыт шамана -личное знакомство с
духами, умение «ориентироваться на местности» в потустороннем мире и т. д.
Потому первым и, возможно, наименее рискованным определением этого сложного
явления будет формула: шаманизм — это техника экстаза» [32]. Шаманизм —
древний (архаичный) магическо-религиозный феномен. Следует различать
понятия «маг, колдун» и «шаман»: магию и магов мы встречаем почти во всем
мире, тогда как шаманизм представляет собой особую магическую
«специальность», которую мы выделяем особо: «укрощение огня», магический
полет и т. д. [41]. По этой причине, хотя шаман является, помимо всего
прочего, также и магом, не каждого мага можно определить как шамана. Это же
относится и к шаманским исцелениям: каждый знахарь является целителем, но
только шаман обладает своими особыми методами [25]. Что касается шаманских
техник экстаза, то они не исчерпывают всех разновидностей экстатических
переживаний, зафиксированных в истории религий и религиозной этнологии;
поэтому нельзя каждого экстатика считать шаманом: шаман является
специалистом по трансу, во время которого его душа, как принято считать,
покидает тело, чтобы подняться на Небо или спуститься в Ад.
Такого же рода различение обычно необходимо для определения связи
шамана с «духами». Во всем первобытном и современном мире мы находим людей,
утверждающих, что они якобы поддерживают связи с «духами», что они ими
«одержимы» или сами ими владеют. Потребовалось бы несколько томов, чтобы
должным образом проанализировать все проблемы, связанные с самой идеей
«духа» и его гипотетическими связями с людьми, поскольку «дух» может быть
как душой умершего, так и «духом Природы», мифическим животным и т. д. Но
при исследовании шаманизма не обязательно заходить так далеко; достаточно
определить позицию шамана по отношению к его духам-помощникам. Легко
убедиться, что шаман отличается, например, от «одержимого»: шаман
повелевает своими «духами» в том смысле, что, как человеческое существо,
умеет налаживать контакты с умершими, «демонами» и «духами Природы», не
становясь при этом их орудием. Несомненно, среди шаманов встречаются
настоящие одержимые, но они являются скорее исключениями, которым есть свое
объяснение. Шаманы являются «избранными», и, как таковые, они причастны к
сфере сакрального, недоступной остальным членам сообщества. Их
экстатические переживания оказывали и по-прежнему оказывают огромное
влияние на стратификацию религиозной идеологии, на мифологию, комплекс
ритуалов. Но ни идеология, ни мифология, ни обряды арктических, сибирских и
азиатских народов не являются творениями их шаманов. Все эти элементы
предшествовали шаманизму или по крайней мере параллельны ему в том смысле,
что являются плодом общего религиозного опыта, а не опыта определенного
класса «избранных» — экстатиков. Повсюду наблюдается стремление шаманского
(т. е. экстатического) опыта выразить себя посредством идеологии, которая
не всегда для него благоприятна [32].
Шаманы — это личности, выделяющиеся на фоне своих обществ определенными
чертами, которые в культурах современной Европы считаются признаками
«призвания» или по крайней мере «религиозного кризиса». От остальных членов
сообщества их отличает интенсивность их личного религиозного переживания.
Другими словами, более корректным было бы отнести шаманизм к мистическим, а
не к «религиозным» феноменам [33]. С шаманизмом можно встретиться внутри
многих религий, поскольку он всегда остается техникой достижения экстаза
как прерогатива определенной элиты, составляя в некотором смысле
мистическое ядро данной религии. Сразу же напрашивается сравнение с
монахами, мистиками и святыми христианской Церкви. Не следует, однако,
заходить слишком далеко в этом сравнении; в отличие от того, что
наблюдается в христианстве (по крайней мере, наблюдалось в его недавней
истории), народы, считающиеся «шаманскими», приписывают существенное
значение экстатическим экспериментам своих шаманов; этот опыт касается
непосредственно каждого, так как именно шаманы с помощью своих трансов
исцеляют соплеменников, провожают их покойников в Царство Теней и служат
посредниками между ними и их богами — небесными или адскими, большими или
малыми. Эта избранная мистическая элита не только управляет религиозной
жизнью общества, но и определенным образом заботится о его «душе». Шаман
является великим специалистом по человеческой душе; только он «видит» ее,
поскольку знает ее «форму» и предназначение. В случаях, когда происходящее
не касается непосредственно «судьбы души», болезни (= потери души), смерти,
несчастья или великого жертвоприношения, требующего какого-либо
экстатического переживания (мистического путешествия в Небо или в Ад), без
шамана можно обойтись. Без него и проходит значительная часть религиозной
жизни [32].
Многие так называемые ритуалы перехода, существующие в различных
примитивных культурах и знаменующие важные биологические и социальные
перемены, вращаются вокруг триады рождения, секса и смерти. Инициируемые
переживают опыт психологической смерти и возрождения, как правило,
интерпретируемый как смерть в старой биологической или социальной роли и
рождение в новой. Так, в ритуалах совершеннолетия юноши и девушки
рассматриваются как умирающие для роли детей и рождающиеся в качестве
взрослых. Кроме того, в символический контекст этих ритуалов различные
культуры привлекают различные аспекты трансперсонального мира, к примеру,
космологические и мифологические темы, утверждение в наследии предков,
связь с тотемным животным, соучастие особых божеств или демонов и проч.
[3].
Для прорицания, решения сложных жизненных вопросов, а также для лечения
болезней шаманы широко применяли галлюциногенные растения и грибы.
Психоделическая фармакология была особенно развита в Центральной Америке,
где различные доколумбовские культуры (ацтеки, толтеки, майя) и современные
племена индейцев (уичоли, яки, масатеки) использовали по меньшей мере
шестнадцать различных растений с определенными способностями изменения
сознания. Наиболее известные из этих растений — кактус пейот (Lophophora
williamsii), священный гриб теонананкатль, или «тело бога» (Psilocybe
mexicana и cubensis), и ололуикви — местное название семян вьюнка (Turbina
corymbosa). Европейские шаманы применяли другие виды грибов из рода
Psilocybe: Psilocybe Semilanceata и Psilocybe Coprophila [15]. Ритуальное
употребление пейота осуществляется и в наши дни, в особенности среди
мексиканских индейцев уичоли, яки, кора и тарахумараво [27].
Жрецы и первосвященники Древнего Египта и Месопотамии покупали у кочевых
бедуинов некое бальзамическое масло, которое, как утверждали продавцы,
проистекало от изначального «Древа Познания», растущего в самой низкой
точке Земли невдалеке от Мертвого Моря и Синайского полуострова. Это масло
добывали из Acacia tortilis — зонтичной акации. Африканские и азиатские
шаманы широко использовали коноплю и гашиш, гигантскую сирийскую руту,
некоторые виды тростника, мандрагору, корни растения ибога, семена
некоторых видов вьюнка и многие-многие другие растения, а также различные
мелкие грибки — гриб-паразит злаковых спорынью, различные виды плесени и
т.п. [30, 40]
Кроме растительных психоделиков, шаманы также использовали некоторые
галлюциногены животного происхождения, содержащиеся в коже тропических жаб,
некоторых змей, вырабатывающихся некоторыми видами африканских пауков, а
также морских организмов — губок, актиний, коралловых полипов и многих
других [9, 38].

Исихазм

Исихазмом (от греческого слова hesychia — «покой», «мир», «тишина»,
«одиночество», «молчание») в восточнохристианской традиции называется
разработанная система аскетической монашеской практики, направленной на
богопознание и обожествление. Иногда родоначальником исихазма считается
святой Григорий Палама (1296-1359), афонский монах, однако подобная
практика духовного делания была в ходу у монахов-анахоретов с глубокой
древности (Евагрий Понтийский и Макарий Египетский, жившие еще в IV веке,
были знакомы с «умной молитвой», составлявшей суть исихазма) и которая
приобрела законченные формы задолго до Паламы, а Григорий же богословски
осмыслил, обосновал и систематизировал эту практику [25].
Можно сказать, что именно в проявлении исихазма православная церковь
сохранила самую глубинную связь с основой христианского Откровения, т.к.
традиция исихазма — как и всякий подлинный и ортодоксальный эзотеризм —
настаивала на полной реализации сакральной христианской доктрины через
личный опыт практикующего христианина-аскета.
Целью аскезы считалось обожествление, то есть уподобление Богу через
Иисуса Христа, сделавшего человеческую природу участницей божественной
жизни благодаря единству человеческой и божественной природы. Хотя обожение
и предполагало единение человека с Богом, но прежде всего оно подразумевало
перенесение на душу, в ее уподоблению Богу. Таких божественных атрибутов,
как бессмертие, блаженство и сверхчеловеческая полнота и интенсивность
жизни. Путь к цели лежал через очищение души от всего мирского через
аскезу, далее было необходимо «осветить душу божественным светом», после
чего наступало мистическое совершенство и полное единение с Богом.
В восточно-христианской мистике можно выделить два течения:
созерцательное и аскетическое. Первое из них стремится через мистический
гнозис к единению с Богом как духовное присутствие в душе Логоса-Христа;
второе подчеркивает момент любви и преданности к Богу. Обе формы практики
завершались «экстазом» (вне-себя-бытием), который в первом случае имел в
виду трансцендентирование всех познавательных ограничений и интуицию Бога в
форме гнозиса, а во втором — предельное переживание единения. В качестве
основных методов использовались постоянная молитва, строящаяся как
многократное повторение божественного имени, сосредоточение на психических
центрах тела, созерцание световых феноменов и теория символики света,
различные дыхательные методы и другие способы использования соматических
процессов и структур для овладения сознанием [25].
Григорий Палама во всей цепи исихастической традиции, идущей от
апостолов через отцов пустынников к афонским монахам 14-го века и далее к
традициям русского православного старчества, сохранившегося вплоть до 20-го
века, занимает уникальное место, т.к. само его житие и полемика, которую
вызвали его метафизика и его формулировки инициатических практик в лоне
православия, могут являться ярким памятником однозначного подтверждения
всей православной традицией ее верности эзотерическому зерну, вопреки
попыткам перевести церковные догматы в сферу социального ритуала или
индивидуального мистицизма, как это произошло с католичеством и позднее с
протестантизмом, вообще порвавшим всякую связь с Духом Откровения. Многие
тексты Григория Паламы (например, «Добротолюбие») являются ярким примером
доктрин христианской инициации и христианского эзотеризма во всех их
отличительных чертах, в них сформулирована блистательная отповедь, данной
нетерпимой и претенциозной Церкви «внешних», стремящихся навязать свою
ограниченную точку зрения не только пастве, но и активным монахам-
эзотерикам, логически принадлежащим к числу «внутренних» [33].
Возражая хулителям исихазма, Святой Григорий перечисляет все те пункты,
которые и отличают эзотеризм от экзотеризма, и поэтому для нас это
свидетельство является сверх- ценным, взятым «из сердца христианской
Православной Традиции», которые позволяют однозначно понять разницу между
«внешней» и «внутренней» сторонами традиции и, уяснив это на примере
Христианства, увидеть такое же разделение в других традициях для нас не
составит никакого труда [25].
В 30-40 гг. XIV в. в Византии разгорелись так называемые «исихастские
споры». Покажем вкратце, в чем же состоит сущность полемики. Основной
претензией к исихастам со стороны экзотериков было обвинение в
«обожествлении» тела. Отсюда вытекали и все остальные укоры. Этот вопрос,
на самом деле, не может быть разрешен простой апелляцией к компетентности
или некомпетентности либо критикующих, либо критикуемых. Дело обстоит
гораздо глубже, т.к. в двух возможностях отношения к телу, к телесной
реальности в целом и особенно к человеческому телу, проявляются две
метафизические позиции, определяющие либо «внешних», либо «внутренних».
Причем это различие в выборе двух возможностей не является вопросом выбора
конфессии, темой межконфессиональных споров — обе они сосуществуют в рамках
одной и той же сакральной традиционной формы, одной и той же религии, От
этого данная проблема становится крайне сложной, т.к. единая истина
Откровения здесь как бы раздваивается, обращаясь одним ликом ко «внешним» и
другим ко «внутренним».
В принципе речь идет о том, ограничиваемся ли мы дуализмом — дух благ,
тело мерзко, горнее чисто, дольнее грязно и т.д. — или мы, не отрицая этого
дуализма, стремимся его преодолеть, видя залог этого преодоления в
конкретности Богооткровенной традиции. Именно такая полемика и развернулась
между Св. Григорием Паламой и его противниками (в первую очередь Варлаамом
Калабрийским).
Исихазм настаивал на возможности, и даже на императивной необходимости
преображения плоти, и не только в перспективе грядущего всеобщего
Воскресения, но здесь и сейчас, в актуальной и конкретной практике,
практике монашеского алхимического преображения, т.е. в процессе инициации
и духовной реализации. И в высшей степени показательны те названия, которые
дают этой инициатической практике ученики Св. Григория Паламы Каллист и
Игнатий Ксантопулы, т.к. все они имеют точные эквиваленты в эзотерических и
инициатических доктринах других традиционных форм. «В наставлении
исихастам» они перечисляют синонимические названия инициатического
процесса: путь разумный, деяние похвальное и созерцание верное,
пространнейшая молитва, трезвение ума, умное делание, дело будущего века,
ангельское жительство, небесное житие, божественное поведение, страна
живых, таинственное воззревание, духовная трапеза полнейшая, рай Богом
соделанный, небо, небесное царство, Божее царство, мрак превысший света,
жизнь во Христе сокровенная, боговидение, обожение преестественнейшее».
Собственно говоря, «обожение преестественнейшее» и ставилось в вину
исихастам воинствующими эзотериками, т.к. подобная перспектива с
необходимостью может быть доступна лишь исключительному меньшинству,
способному, подобно Еноху, Илие и самому Христу, сделать все свое существо,
включая тело, чистым духом. К этому относятся атаки против утверждения Св.
Паламы, что в процессе умного делания созерцающему открывается нетварный
Свет, Фаворский Свет преосуществления. Его противники, оставаясь на
позициях дуализма и креационизма, свойственных экзотеризму, т.е. разводя
дух и тело, Творца и Творение по разные стороны, отвергли возможность
внутри Творения соприкоснуться с внетварным. И на самом деле, это
действительно невозможно для большинства, но для познавших «мрак превысший
света», для избранных, это возможно и необходимо, что и подтвердила
Православная церковь, встав на сторону Святого Григория и канонизировав его
как святого, а его учение как учение православное [25].

Суфизм

В рамках мусульманской традиции также существует мистико-аскетическое
движение, ориентирующееся на экстатические переживания, и оказавшее
огромное влияние на культуру как мусульманских народов, так и народов
Средневековой Европы. Речь идет о суфизме.
Суфизм (от араб, ат-тасаввуф) — слово, не поддающееся однозначной
интерпретации. Суфийские авторы обычно возводят его к корню СФВ — «быть
чистым, непорочным» или к выражению «ахл ас-суф-фа» (люди скамьи или
навеса), обозначавшему наиболее преданных и благочестивых последователей
пророка Мухаммада из числа малоимущих. В Европе до сравнительно недавнего
времени слова «суфизм», «суфий» производили от греческого sophia —
«мудрость». В настоящее время среди исламоведов господствует точка зрения,
согласно которой ат-тасаввуф происходит от арабского «суф» — «шерсть», так
как власяница, грубое шерстяное одеяние было обычным атрибутом аскета-
отшельника. анахорета. Возможно, что еще задолго до ислама суфиями на
Ближнем Востоке называли христианских монахов и мистиков-аскетов [25].
Первоначальный суфизм (а скорее, протосуфизм) существовал в форме
пиетизма, подчеркнутого благочестия и аскетизма. Его истоки прослеживаются
уже в VII в., хотя, видимо, о суфизме как таковом можно говорить со второй
половины VIII—начала IX в.. когда изменившиеся формы жизни, отход арабской
верхушки от простоты и суровости первоначального ислама, а также влияние
традиций аскетизма народов завоеванных арабами земель вызвали рост
аскетических настроений в исламе, Первыми мусульманскими аскетами были,
видимо, собиратели хадисов, речений Пророка, чтецы Корана, участники
джихада (пограничных войн с Византией) и другие группы населения. Их
религиозная практика сводилась к многочисленным молитвам и постам,
строжайшему следованию сунне (имеется в виду подражание Пророку и его
поступкам), отрешению от всего мирского, покаянию, строгому отделению
дозволенного от запретного, культу бедности, отказу от сотрудничества с
властями и т. п. Постепенно в этом аскетическом течении ислама стали
нарастать мистические настроения, впервые проявившиеся на рубеже VIII и IX
вв. а виде чувства неизбывной тоски по Богу, чувства бесконечной любви к
нему и стремления к соединению с Богом. Аскетические приемы
упорядочивались, систематизировались, заимствовались из религиозной
практики других народов халифата и его соседей, в результате чего начала
формироваться стройная система суфийской психотехники, направленной на
достижение переживания единения с Богом и богопознания [33]. Первоначально
отношения между суфиями и носителями исламской ортодоксии бывали порой
достаточно напряженными, поскольку последние обвиняли суфиев в допущении
субстанциального единения Бога и твари (иттихад, хулул), а следовательно, в
присвоении творению божественного статуса. Иногда конфликт настолько
обострялся, что приводил к казни того или иного суфия (ал-Халладж. Ибн Ата,
Айн ал-Кудат зл-Хамадани). Правда, подобное случалось достаточно редко, и
весьма радикальные суфии (например, Абу Иазнд ал-Бистами) пользовались, как
правило, всеобщим почетом и уважением.
В Х—XI вв. суфийская практика, с одной стороны, систематизируется и
приобретает весьма упорядоченный и стройный вид (учение о пути, его
«состояниях» и «стоянках»), что позволяет суфизму претендовать на статус
особой науки богопознания, а с другой — получает весьма фундированное с
богословских позиций обоснование, что постепенно вводит суфизм в рамки
исламского правоверия. Решающую роль в этом процессе сыграли труды великого
теолога ал-Газали, не только полностью реабилитировавшего суфизм в глазах
ортодоксии. но и провозгласившего жизнь истинного суфия высшим выражением
исламского образа жизни вообще [25].
В XII—XIII вв. начинается формирование суфийских орденов или братств,
напоминающих католические монашеские ордена, но менее централизованные и
строго организованные. В это же время появляется грандиозный философский
синтез суфнйского мировоззрения, осуществленный Ибн ал-Араби (вахдат ал-
вуджуд, теория единства существования), что не помещало части суфиев
позднее полемизировать со взглядами ал-Араби и разрабатывать свои
философские концепции суфизма. В Х—XIII вв. окончательно складывается и
суфийская терминология, символизм и метафоричность, а иногда и энигматизм
которой облегчал ее поэтическое использование (многие великие суфни были и
великими поэтами — Аттар, Джалал ад-дин Румн и др.), что обусловило
мощнейшее влияние суфизма на арабскую и персидскую поэзию, многие образы н
идеи которой понятны только в суфийском контексте [25].
Поздний суфизм — суфизм орденов. Из некогда подозрительного и
полуеретического течения суфизм превращается не только в исламский
эзотертизм, своего рода «высший» ислам, но и становится авангардом ислама,
в том числе и в миссионерско- проповеднической деятельности.
Во всех странах, где есть мусульмане, есть и суфии (в том числе и в
Турции, хотя там после революции Кемаля Ататюрка и отделения «церкви» от
государства суфийские ордена были запрещены), причем в ряде исламских стран
суфизм оказывает весьма сильное влияние на их культурную и общественно-
политическую жизнь, хотя иногда (в случае сильного влияния
фундаменталистских и буквалистскнх идей) суфизм и суфийский путь осуждаются
как новшество, о котором ничего не говорил Пророк.
Целью суфийского делания является соединение с Богом, причем понимают
это соединение весьма радикально. Принято выделять три этапа в суфийском
пути: этап раскаяния и воздержания (подготовительный), этап очищения души
от человеческих атрибутов и качеств (очистительный) и этап полного
растворения в Абсолюте (Боге), предполагавший совершенное отождествление с
ним через утрату индивидуального Я. Суфии не имели в виду субстанциального
отождествления с Богом, а учили об «обожении» на манер византийских
мистиков: единение с Богом происходит в акте мистической любви, когда Бог
как бы созерцает или свидетельствует самого себя в сердце мистика. Личность
в результате этого не уничтожается, а преображается, становясь как бы
земной ипостасью Бога, его выражением в материальном мире. Суфии также
проповедовали идею страдания во имя Бога: любящий должен пострадать во имя
любимого, принести ему в жертву свою личность, дабы исчезли последние
преграды между ними.
Один из суфиев, ал-Джунайд, учил, что поскольку Бог один и у него ”нет
сотоварищей”, значит, Бог есть единственная реальность. Все сущее имеет
призрачное бытие и существует лишь постольку, поскольку имеет свое начало в
Боге. а следовательно, должно вернуться к Богу, чтобы соединиться с ним и
быть в первоначальном состоянии- Созерцая единство Бога, суфий утрачивает
свою личность и растворяется в Боге. Это уничтожение индивидуальности
(фана), однако она не цель суфия. Цель — это вновь вернуть утраченные
качества, но уже преображенными, одухотворенными и затем обновленной
личностью вернуться в мир для его просвещения и усовершенствования.
Интересно, что уничижение и смирение ал-Джунайда, столь нравившееся
ортодоксам, в пределе своем вполне тождественно самовозвеличению ал-
Халладжа. Действительно, можно настолько самоуничижиться в смирении, что
заявить о собственном небытии: «Меня вовсе нет, есть только Бог». А можно
возвеличить себя: «Я — Истина, Я — Бог, Нет ничего, кроме Я». Результат
(финальное переживание) будет одним и тем же.
Единственной реальностью, в таком случае, оказывается неописывае-мый и
непостижимый Абсолют, который, существуя в себе, еще не есть Бог. Движимый
стремлением к самопознанию, Абсолют самоограничивается и конкретизируется,
созерцая в себе самого себя, и становится Богом для себя., после чего
Абсолют проявляется в атрибутах, именах и архетипах, далее происходит
воплощение этих архетипов в образах материальной вселенной и человеческом
сознании. Вся вселенная на всех своих уровнях — самообнаружение Абсолюта,
который остается единственной реальностью.
Шиитский философ XIV в. Хайдзр Амули сравнил Абсолют и его проявления с
пламенем свечи (Абсолют), по-разному отражающимся в разных зеркалах (формы
божественной саморефлексии). Реальна только свеча, все остальное иллюзорно.
Через человека Абсолют обретает самопознание, ибо совершенный суфий
постигает самого себя и Бога в акте мистической сверхчувственной интуиции.
Но акт познания суфием Абсолюта тождественен акту самопознания Абсолюта,
познанию им самого себя в акте познания суфия, ибо суфий (как и любое
существо, и даже вещь) есть своего рода явление или самообнаружение
Абсолюта. Суфий, постигая Бога, становится как бы его действующим органом,
орудием божественного самоопределения, в результате чего сам суфий-
богочеловек становится творцом и проводником божественной воли. Есть только
Абсолют, и ничего, кроме него; все сущее есть лишь различные формы и уровни
его проявления.
Высший гносис суфиев выражался в световой символике. Правда, слово
“символика” здесь не совсем уместно, так как речь шла прежде всего о
созерцании света, вполне сопоставимом с опытом видения Фаворского света в
исихазме. Процитируем мусульманского автора ас-Сарраджа (ум. 988 г.):
“Некоторые суфии думают, что они видят свет, они говорят о том, что в
сердцах их живет свет. считая, что это один из видов света, которые Бог сам
упомянул в числе своих символов. Более того, они считают этот свет
сравнимым со светом солнца и луны и верят, что он принадлежит свету
познания, признания единственности и величия, а эти виды света, по их
мнению, не сотворенные” (можно проследить параллель между этим учением о
несотворенности созерцаемого света с паламитской доктриной нетварных
энергий).
В суфизме трудно выделить столь характерные и для индуистской, и для
восточнохристианской традиции гностическое (ориентированное на гносис,
познание) и эмоциональное (ориентированное на любовный экстаз, ведущий к
трансперсональному переживанию) направления. Суфизм по преимуществу связан
с идеей любви к Богу, которая может принимать характер исступления,
“опьянения” Богом (метафоры вина и опьянения постоянно встречаются в
суфийских текстах). Суфий — влюбленный, он весь во власти своей
«Возлюбленной». Но эта влюбленность, любовная одержимость Богом ведет к
познанию, гноснсу, который и остается целью суфия, называющегося
“познавший” (возможно, это связано ли это с семитской метафорой любовного
соития как “познания”?). Таким образом, суфизм предполагает гносис через
эрос. познание Бога через любовь к нему, причем богопознание реализуется
через единение или слияние с Богом, уничтожение в Боге, достигаемое в любви
(хотя. конечно, были суфии и с более выраженной гностической установкой,
например, Ибн Араби), и с доминированием эмоциональной — ал-Бнстамн, Джалал
ад-дин Руми) [25].
Но самый интересный момент заключается в том, что если большинство
традиций, ориентированных на эмоциональность и эрос, привержены идее
личного Бога и акцентируют различие между душой и Абсолютом — Божественной
Личностью (любовь несовместима с имперсонализмом, любящий должен отличаться
от возлюбленного), то суфизм как раз подчеркивает надличностный характер
Бога, единственной реальности, которая, будучи Истиной, является и
предметом самых интенсивных любовных томлений и переживаний: любовь к
Возлюбленной как любовь к Истине и наоборот.
Среди методов и способов суфийской экстатической практики следует
отметить созерцание, молитву, повторение имен Бога, дыхательные упражнения,
особые позы для созерцания, экстатические танцы и т. п. [25, 33]. Имеются
также сведения о применении суфиями в религиозных целях конопли и гашиша
[39, 40].
Для суфиев были характерны и коллективные формы психотехники — «зикр» и
«сама». Зикр (памятование) — очень важный суфийский метод, первоначально
предполагавший постоянное повторение имен Бога, способствующее, по мнению
ал-Халладжа и других суфиев, приближению к Богу и погружению (истиграх) в
него. В суфийских орденах с XII—XIV вв. зикр превращается в сложный обряд,
причем каждый орден имеет свой особый чин зикра. Для участия в зикре суфий
должен был овладеть специфическими ритмизованными движениями,
регламентированной в ордене позой, умением контролировать дыхание с целью
достижения сосредоточения сознания и соотносить движения тела с мысленным
или речевым повторением формулы зикра (аналог мантр индийских традиций),
при этом надо было при задержке дыхания усилием воли как бы направлять
формулу в определенные участки тела. Зикр мог отправляться или громким, или
тихим голосом, а также мысленно. Наряду с коллективными зикрами бывали и
индивидуальные зикры. Коллективные зикры отправлялись только громким
голосом в ночь на пятницу (священный день у мусульман) или во время радений
(сама). Зикр обычно приводил суфиев к переживанию различных
трансперсональных состояний, которые могли в некоторых орденах
стимулироваться кофе, алкоголем (обычно запрещенным в исламе) и
наркотиками. Для повторения имен Бога, включенных в формулу зикра, и
выдерживания правильного числа повторений суфии использовали четки. Чтобы
достичь максимального психотехнического эффекта при длительном повторении
имен Бога и для максимального сосредоточения на них, использовались такие
приемы, как различные модуляции голоса, музыка, танец, смена ритма и
частоты дыхания и определенные положения тела. При вступлении в орден
нового члена шайх (глава общины) тайно разъяснял ему принятую в ордене
формулу и методику зикра [33].
Другой формой коллективной психотехники были радения (сама), «блаженные
слушания», то есть молитвенные собрания, предполагавшие распевание
мистических стихов (например, Джалал ад-дина Руми). «Сама» практиковались в
суфизме с IX в.. вначале в форме маджлисов (“соборов”), то есть общих
духовных бесед. Некоторые суфийские ордена отрицали “сама” как
противоречащие нормам ислама, солидаризируясь с критиками-
фундаменталистами, однако большинство орденов принимали этот тип радений.
При психоделической функции музыки, широкое распространение практики «сама»
в суфизме отнюдь не удивительно. На “сама” часто допускались и миряне (а
певцы и музыканты обычно были мирянами), и даже иноверцы. С XVIII—XIX вв.
духовная значимость “сама”, постепенно превращавшихся в нечто среднее между
концертами и литургическими действами, постепенно снизилась [25].
Суфии пренебрегают ограничивающей привязанностью к догме, предпочитая ей
свободный поиск истины (особенно так было в ранний период истории суфизма).
Для суфизма характерно понимание приоритета психотехнического опыта по
отношению к его вербальному н понятийному выражению и описанию. А ведь
именно не на уровне опыта, а на уровне его выражения часто и пролегают
непреодолимые расхождения между религиями [7].

Даосизм

Даосизм возникает в Китае в IV-III вв. до н.э. на основе ряда
архаических культов. Первым даосским мыслителем (а иногда и основателем
даосизма) традиционно считается Лао-Цзы, живший, по преданию, на рубеже VI-
V вв. до н.э. и перед тем, как уйти навсегда из Китая на Запад, оставивший
у начальника пограничной заставы (Гуань Инь-Цзы) изложение своего учения
под названием «Дао Дэ Цзин» (Канон Пути и Благодати). Однако, уже в
древности Лао-Цзы казался фигурой полумифической, а его прозвище (Лао-Цзы
означает или престарелый мудрец или даже Престарелый Младенец) открыло
широкие возможности для мифотворчества. В настоящее время большинство
ученых считает, что он не мог быть автором «Дао Дэ Цзин».
В «Дао Дэ Цзин» речь идет о едином первоначале всего сущего — единой
субстанции и одновременно мировой закономерности — Дао (дословно — «путь»).
В соответствии с даосской космологией и космогонией, Дао оказывается как бы
космическим лоном, охватывающим весь универсум, пребывающий в неразрывном
единстве (хаотическом единстве — хунь и) с материнским телом Пути (Дао)
вплоть до своего рождения — дифференциации и обособления от Дао в процессе
космогенеза. Тем не менее даже «рожденный мир» сохраняет определенное
единство с Дао. будучи вскармливаем его Благой Силой (дэ). «Дао рождает, дэ
вскармливает» («Дао Де Цзин», § 51), Таким образом, сформировавшийся в ходе
космогонического процесса мир сохраняет связь с Дао, аналогичную связи
новорожденного с кормящей матерью. Только человек в силу появления у него
восприятия себя в качестве обособленного, самодовлеющего Я, неизменного
субъекта действий, нарушает это исходное единство и даже начинает поступать
наперекор ему, руководствуясь в своих установках и поступках не
закономерностью космического ритма Дао-Пути, а собственными предпочтениями,
заменяя таким образом спонтанную самоестественную жизнь деятельностью,
основанной на целеполагании и коренящейся исключительно в ЭГОцентрической
субъективности. Отсюда и все страдания и бедствия человека, начиная от его
смертности и кончая социальными коллизиями [25].
Единственное средство не только избавиться от этих страданий, но и
обрести высшее счастье — это восстановить исходное единство с Дао,
расширить свое сознание, отказавшись от шор ЭГОцентрической установки, то
есть вернуться к состоянию нерожденного младенца, для которого не
существует четкой грани между собственным и материнским телом, который
дышит дыханием матери и питается пищей матери. Это возвращение в лоно
Матери-Дао связывается с расширением личности до космических масштабов,
когда “навечно не отделяя себя от Благой Силы возвращаешься к состоянию
младенца” (§ 28) и “смотришь на всю Поднебесную как на свое собственное
тело” (§ 13).
Это состояние нерожденного младенца есть состояние бессмертия, покоя,
пребывания в единстве со всем сущим и в согласии со своей собственной
исконной природой (“Возвращение к корню называют покоем, покой называют
возвращением к жизненности, возвращение к жизненности называют
постоянством. Знающего постоянство называют просветленным” — §16).
Даосизм учит, что тело человека является микрокосмом, образом и подобием
макрокосма — вселенной. «Человек — это малое Небо и Земля», — говорит даос
XVI—XVII вв. У Чун-сюй. Это учение, очень важное для всей даосской
традиции, характерно и для многих других религиозно-философских концепций
как на Востоке, так и на Западе, включая и христианство, особенно в его
гностическом варианте (однако о. П. Флоренский, например, считает его
вполне ортодоксально православным).
Уподобляется тело человека и государству, которое в китайской философии
рассматривалось как часть космоса. На этой доктрине полностью основана
даосская практика “внутренней” алхимии (нэй дань), направленной на создание
эликсира бессмертия в самом теле адепта из энергий тела, уподобленных
металлам и минералам макрокосма. Понятно, что и процессы, протекавшие в
теле, уподоблялись космическим процессам, а упражнения “внутренней” алхимии
рассматривались как аналог тех изменений, которые происходили во “внешней”,
лабораторной, алхимии в алхимическом тигле, реторте — своеобразной модели
макрокосма.
Собственно говоря, речь в трактатах по “внутренней” алхимии идет о
создании в теле адепта нового, бессмертного тела, впоследствии рождающегося
и покидающего бренную оболочку старого, тленного тела. Мотив создания
нового тела является достаточно распространенным в религиозных верованиях
самых различных народов земного шара (впервые он появляется, как это было
показана ранее, в шаманизме).
Учение о методе алхимической плавки — это учение о совершенстве в плавке
природной сущности н жизненности. Закон природной сущности и жизненности
имеет две стороны: это данная Небом природная сущность и природная сущность
пневменного качества (телесной природы), которую надлежит преодолевать.
«Разделенно-утвержденную жизненность надо умиротворять, телесную
жизненность надо питать».
«Внутренняя» алхимия направлена на гармонизацию природной сущности и
жизненности, устранение коллизии между ними и создание в теле адепта
вначале эликсира, а потом из него — “бессмертного зародыша” (сянь тай),
превращающегося в новое, бессмертное тело даоса. Таким образом, тело адепта
оказывается женским, материнским телом, подобно тому как в космогоническом
мифе Лао-цзы оказывается матерью самого себя. Конечно, “бессмертный
зародыш” является плодом соития, иерогамии двух начал, Инь (женского) и Ян
(мужского), как н все в мире, по учению даосизма, но это священное соитие
происходит в теле адепта, подобно тому как все сущее зреет в материнском
лоне сокровенного Дао. Тело даоса — женское тело, в котором происходит
соединение первоначал, плод его в конце концов оказывается самим
преображенным адептом. Далее, тело даосского адепта — аналог, образ
материнского лона Дао. уподобиться которому и стремится адепт.
Основные средства, применявшиеся даосами на этом пути, это медитация
(созерцание Дао и единства мира с визуализацией божеств, символизировавших
собой особые состояния сознания и типы жизненной энергии), специфические
гимнастические (Дао инь) и дыхательные (син ци) упражнения, а также особая
сексуальная практика — «возвращение семени для питания мозга», то есть
умение предотвращать семяизвержение при интенсивном оргазме с целью
сохранения в организме «жизненной силы» [25].
Имеется также определенная информация об использовании некоторых
галлюциногенных веществ в качестве алхимических эликсиров. Некоторые типы
созерцания предполагали вдыхание галлюциногенных паров от веществ,
обладающих психоделическим воздействием, поднимавшихся из треножников в
келье созерцателя. К. М. Скиппер предположил, что здесь выявляется сущность
алхимии как средства медикаментозной трансформации сознания. К. М. Скиппер
упоминает также о ханьскнх курильницах «бощаньлу», являющих собой
изображения гор, населенных божественными животными и святыми-
бессмертными, с отверстиями и пещерами, откуда н поднимаются курения. В них
сжигали ароматические травы, но имеются упоминания и о галлюциногенных
веществах. В современном даосском богослужении совершенно уникальную роль
также играет курильница, самый важный объект в храме. К. М. Скиппер
высказывает в связи с этим предположение, что современный даосский
священнослужитель, возжигающий курения и призывающий нефритовых дев и
золотых отроков сопровождать его во время священного танца, следует
традиции, коренящейся в видениях адепта древности, погруженного в
наркотическое забытье, вызванное вдыханием курений священной курильницы-
реторты. Кроме того, известно, что в традиции Небесных наставников,
процветавшей в Ш в. в северном Китае, употреблялся особый галлюциногенный
(психоделический) состав из пяти минералов, ставший после распространения
этой школы к югу от Янцзы любимым источником поэтических образов н
поэтического вдохновения у аристократов-эстетов эпохи Шести династий (а до
этого — у поэтов-“нон-конформистов” династии Вэй на севере) [25].

Индуистская йога и тантризм.

Основным текстом индуизма являются Веды — тексты откровения, которые
называются на санскрите шрути, то есть “услышанное”. Кем услышанное? Некими
древними мудрецами, называемыми риши. Эти мудрецы своим чутким слухом
(духовным слухом, разумеется), уловили некие тонкие вибрации, исходящие из
божественного мира (поздняя философская школа пурва-миманса вообще считала
Веды вечными и несотворенными, что потребовало от ее последователен
разработки утонченной лингвофилософской теории информации — звука, Шабда),
внимали им и изложили услышанное на “человеческом” языке. создав собственно
ведические тексты, являющиеся, так сказать, знаковой перекодировкой
божественной информации, выраженной в таинственном первозвуке. Таким
образом. Веды были восприняты риши благодаря тому, что их душа (сознание)
находилась в особом состоянии, позволявшем ей воспринимать божественные
вибрации [30]. Эта легенда, как можно предположить, в конечном итоге как бы
указывает на то, что сама ведическая религия обязана своим появлением
религиозному опыту древних мудрецов, находившихся в особом состоянии
сознания. А если мы вспомним, что практически все традиционные и
архаические верования сближают и даже отождествляют шаманов-провидцев,
пророков и поэтов, то высказанное нами предположение получит дополнительное
подтверждение: сама традиция смотрела на риши как на людей экстатического
видения и поэтического вдохновения [25].
Следует отметить и ведический культ сомы, некоего растения, имевшего
определенный психоделический эффект, и олицетворяемого им бога (его
связывали с луной). Сок этого растения активно использовали в ведическом
ритуале, в котором сома играла чрезвычайно важную роль. Мы не знаем, была
ли сома просто наркотическим напитком (в таком случае она вряд ли могла
оказывать какое-то существенное воздействие на раскрытие бессознательного)
или же, подобно мексиканскому мескалину, имела психоделический эффект. Во
всяком случае, в Ригведе сохранилось достаточно много гимнов, посвященных
соме, в которых этот напиток воспевается как дарующий богоподобие и
бессмертие. Мы не знаем состава сомы, поскольку секрет ее изготовления был
утрачен после прекращения ведических жертвоприношений и с их заменой более
простыми и дешевыми ритуалами (пуджа). Кроме того, здесь сказалось и
влияние буддизма, осуждавшего употребление опьяняющих напитков. Дж. Нидэм
предполагает, что сома изготавливалась из сока грибов (возможно,
мухоморов), что было характерно для ряда шаманских традиций Сибири, Не
исключена возможность и применения грибов, содержащих сильный галлюциноген
псилоцибин (“магические грибы”): эти грибы, как правило, растут на помете
крупного скота. Но другие исследователи, в основном иранисты (поскольку
авестийская религия тоже предполагала употребление в ритуальных целях этого
же пития, называвшегося в Иране хаомой), полагают, что в основе состава
сомы был сок растения эфедры, поскольку ее алкалоид эфедрин обладает
сильным возбуждающим и вызывающим эйфорию средством. М. Бойс придерживается
мнения, что для приготовления сомы (хаомы) сок эфедры смешивали с молоком,
после чего его и употребляли в ритуальных целях. Сакральная ценность сомы
была столь велика, что она считалась напитком богов, то есть субстанцией
того же рода, что и греческая амброзия (образ, видимо генетически связанный
с сомой). Не исключено, что ритуальное употребление сомы могло в какой-то
степени стимулировать формирование собственно психотехники [30, 39].
Следует также обратить внимание на идею тапаса, активно проводящуюся в
Ведах. Слово “тапас” означает тепло, но не всякое тепло, а тепло птицы,
высиживающей птенцов, и поэтому связанное с затратами энергии. Древние
индийцы считали, что птица от высиживания яиц худеет. По аналогии, это
слово стало использоваться для обозначения аскезы, подвижничества, однако
не утратило н своей энергетической коннотации. Так, в Ведах тапас
рассматривается как космологический принцип универсальной энергии,
превосходящий по своему значению богов и все миры вселенной. В ведической
концепции тапаса можно видеть косвенное указание на существование уже в
ведическнй период практики аскезы, включавшей в себя и элементы
психотехники [25].
Одной из основных идей индийской психотехники является познание высшей
истины, недоступной ни чувствам, ни рассудку, путем «прекращения
деятельности сознания» (читта вритти), то есть прекращение существования
всех состояний эмпирического сознания, благодаря чему истинный субъект —
пуруша (индивидуальное сознание) — перестает отождествлять себя с
состояниями материи и реализует собственную обособленность — пребывание в
собственной природе. Поскольку материальный мир непостоянен, он
воспринимается как страдание. Только благодаря своему различающему
постижению индивидуальное сознание может полностью обособиться от материи и
пребывать в собственной природе, что приводит к прекращению страданий.
Реализация этой цели предполагает прохождение восьми последовательных
этапов самосовершенствования: самоконтроль, соблюдение предписаний,
йогические позы (гимнастика), регуляция дыхания, отвлечение органов чувств
от предметов чувств, концентрация внимания, созерцание и сосредоточение
[25].
Учение Тантра-йоги настаивает: абсолютная реальность содержит в себе все
двойственные противопоставления и противоположности, слитые в состоянии
абсолютного Единства (аджава). Творение есть взрыв изначального единства и
разделение двух противоположных принципов, инкарнированных в Шиве и Шакти.
Всякое относительное существование предполагает состояние двойственности,
и, вследствие этого, предполагает существование страдания, иллюзии и
«рабства». Конечная цель посвященного, практикующего тантру – объединить в
своем теле два противоположных начала – Шиву и Шакти. Пробужденная с
помощью определенных йогических техник, Шакти, спавшая в виде змеи
(куиндалини) в основании тела, от чакры к чакре (чакры — энергетические
центры тела; тантра-йога выделяет 7 чакр, каждая из них отвечает за
определенный вид энергии) поднимается по срединному каналу к вершине
черепа, где заключен Шива, и соединяется с ним. Это соединение божественной
пары внутри его тела трансформирует йога в своего рода «андрогина». Однако
следует подчеркнуть, что обретение андрогинных качеств – лишь один из
аспектов целостного процесса, ведущего к слиянию противопоположностей [31].
В тантрической литературе говорится о множестве пар оппозиций, которые
должны быть воссоединены. Луна и Солнце должны стать одним, так же как
должны слиться две мистических вены: ида и пингала (символизирующие эти два
небесных тела), и два дыхания – прана и апана. Но, что самое важное,
праджна, мудрость, должна соединиться с упайа, – средством ее достижения, а
шунья, пустота, – с каруной – состраданием [30].
В результате объединения противоположностей уничтожается опыт
двойственности и происходит трансцендентное преодоление мира феноменов. Йог
достигает состояния безусловной свободы и трансцендентности, выражаемого
словом самараса (благословенность), парадоксально переживая опыт
совершенного единства. Некоторые тантрические школы учат, что самараса
достижима преимущественно путем практики майхуны (ритуальное половое
сношение) и характеризуется «остановкой» или «сковыванием» трех главных
человеческих функций: дыхания, семяизвержения и мышления. Слияние
противоположностей ведет к остановке биосоматических процессов и психо-
ментального потока. Неподвижность этих функций, которые особо текучи по
своей природе, свидетельствует о том, что адепт покинул человеческое
состояние и перешел на трансцендентный план [31, 33].
Рассмотрим религиозно-космический символизм, используемый для описания
того, что такое объединение противоположностей. Йог одновременно является
Космосом и Пантеоном; он воплощает в своем теле Шиву и Шакти, и множество
иных божеств, которые, в конечном итоге, сводятся к данной архетипической
паре. Две основных фазы в Тантра-йоге – это подъем на космический уровень
психо-соматического опыта и упразднение Космоса, символическое возвращение
к ситуации, когда изначальное Единство еще не было разорвано актом
Творения. Другими словами, освобождение и наслаждение абсолютной свободой
тождественны обладанию полнотой, существовавшей до сотворения мира. С какой-
то точки зрения парадоксальное состояние, достигаемое адептом Тантры в
самарасе, сходно с переживанием ритуальной «оргии» и докосмической тьмы: в
обоих этих состояниях формы воссоединены, противоречия и оппозиции сняты.
Однако следует отметить, что последнее сходство – лишь формально, ибо,
преодолевая этот мир и достигая трансцендентности, йог не возвращается к
блаженному пренатальному состоянию, обычно соотносимого с докосмической
тьмой. Вся тантристская символика воссоединения и обретения целостности
указывает на то, что йогин более не подвластен космическим ритмам и
законам, Вселенная перестает для него существовать, он вышел за пределы
Времени, туда, где Вселенная еще не сотворена [3].
Когда говорится, что адепт «освободился от Космоса», это означает, что
он преодолел состояние всякой обусловленности, достиг не-двойственности и
свободы. В классической Йоге «возвращение, через самадхи, к изначальной не-
двойственности привносит новый элемент в изначальную ситуацию
(существовавшую до разделения действительности на двойственный объект-
субъект). Этот элемент – знание единства и блаженства. Это «возвращение к
истокам», но с тем отличием, что «освободившийся в этой жизни» возвращается
к изначальной ситуации, обогащенной измерениями свободы и высшего сознания.
Чтобы выразить эту разницу: он не возвращается автоматически к «заданной»
ситуации, но воссоединяет изначальную полноту после того, как обретен новый
и парадоксальный уровень бытия: сознание свободы, несуществующей в Космосе:
ни на уровне Жизни, ни на уровне «мифологической божественности» –но
существующей лишь в Высшем Бытии, Ишваре [30].
Любопытно отметить, что парадоксальное состояние адепта – того, кто
достиг реализации и вышел за пределы обусловленности – это состояние,
находящееся за пределами воображения, описывается противоречащими друг
другу образами и символами. С одной стороны, используются образы,
выражающие чистую спонтанность и свободу («тот, кто движется по собственной
воле»), когда об адепте говорится, что он может «летать по воздуху»; с
другой стороны, используются образы абсолютной неподвижности, окончательной
остановки всякого движения, застылости. Сосуществование этих противоречащих
друг другу образов объясняется парадоксальностью ситуации человека,
«освободившегося при жизни»: он продолжает существовать в Космосе, хотя
более не подчинен его законам; фактически, он более не принадлежит Космосу.
Образы неподвижности и полноты выражают преодоление всяких ограничений,
накладываемых реальностью; ибо система ограничений – Космос, должна быть
определена в терминах становления, в силу ее непрестанного движения и
напряжения, возникающего между оппозициями. Прекратить движение, перестать
раздираться между противоположностями означает прекратить свое
существование внутри Космоса. Но, с другой стороны, ускользнуть из-под
власти оппозиций равнозначно обретению абсолютной свободы, совершенной
спонтанности – и лучше всего это выражается в образах движения, игры,
пребывания сразу в двух местах или полета [12].

Буддизм

Буддизм начал формироваться в Индии в середине II-го тыс. до н.э. и
позднее распространился по южной, юго-восточной, восточтой и центральной
Азии. Основателем этой религии считается царевич из рода Шакьев по имени
Сиддхартха Гаутама. Руководимый стремлением познать и пережить, то есть
понять, истину, сидя под священным фикусом в состоянии созерцательного
углубления, он «пробудился», то есть достиг освобождения от причинной
обусловленности бытия и, как следствие, от страданий, то есть стал Буддой.
Всю оставшуюся до окончательного ухода в нирвану жизнь Гаутама проповедовал
своим ученикам, чтобы они надеялись на собственные силы, «были бы сами себе
светильниками» и усердно трудились во имя освобождения. Таким образом, в
соответствии с концепцией буддизма, освобождение от страданий достигается
только путем психотехническую практику. Именно созерцание, а не
догматические определения или философские концепции составляли стержень
буддийского Пути (Дхармы). Более того, именно результаты созерцания
ложились в основу того или иного учения и именно они служили критериями его
истинности (следует, однако, сделать оговорку, что ни одна буддийская
система никогда не рассматривалась в качестве учения, возвещающего истину в
последней инстанции. Строго говоря, буддийский взгляд вообще заключается в
том, что истина не может ни быть постигнута дискурсивно, ни описана в
категориях дискурсивного мышления, ни быть выражена средствами дискурса).
Быть религией буддизму отнюдь не мешает то, что он категорически не
принимает идею Бога — всеблагого Творца и Промыслителя мира. Да и понятно,
что в системе буддизма законы кармы и причинно зависимого происхождения с
успехом заменяют собой Бога теистических религий, который в буддизме
выглядел бы просто “архитектурным излишеством”, каковым он в какой-то
степени является в йоге [25].
Буддизм вообще мало интересовали вопросы метафизики и космологии. В
соответствии с доктриной буддизма, не догматы преднаходят для нас истину,
но мы сами открываем ее своим усилием, воплощенном в духовном делании. Не
мир сам по себе рассматривался буддизмом, а психокосм, то есть мир,
переживаемый живым существом, мир как аспект его психического опыта.
Собственно, различные миры анализировались буддистами как уровни
развертывания сознания живых существ, а таких основных уровней они выделяли
три: мир желаний (кама дхату), мир форм (рупа дхату) — уровень высших
небожителей и мир не-форм (арупа дхату) — на уровне которого развертывается
сознание лидей, практикующих различные виды психотехники (мир не-форм лишен
«местопребываний» и представляет собой состояние сознания в чистом виде, на
этом уровне чувственные переживания не актуализируются) [25].
Обыденное (сансарическое) существование буддисты характеризуют четырьмя
терминами: оно суть страдание, непостоянство, оно бессущностно и загрязнено
иллюзиями и неведением. Этому миру непрерывной череды рождений-смертей
противопоставляется нирвана — высшее внеличностное бытие, состояние покоя и
блаженства. А для обретения освобождения необходима трансформация сознания,
переворот в самой его основе. Для этой трансформации необходимо понимать
природу обыденного, эмпирического сознания и характера психических
процессов. Отсюда и происходит отчетливо выраженный психологизм буддийского
учения.
Одним из главных методов буддийской психотехники является созерцание.
Созерцательные практики можно разделить на два типа — саматха
(«приостановление», «прекращение» волнения сознания, его максимальное
успокоение и сосредоточение) и випасьяна (аналитическое созерцание,
предполагающее рассмотрение природы сознания для избавления от иллюзии «Я»
и коренящихся в этой природе аффектов).
Наиболее высоким уровнем созерцания является созерцание на уровне мира
не-форм (сфера бесконечного пространства, сфера безграничного сознания,
сфера отсутствия чего бы то ни было, сфера ни восприятия, ни невосприятия).
Развертывание сознания на уровне бесконечного пространства мира не-форм
достигается посредством выхода за пределы восприятия каких-либо форм,
угасания всяких видов деятельности, отключения от фиксации сознания на
многообразии и различиях и сосредоточения на образе бесконечного
пространства (пространства психического опыта). Развертывание сознания на
уровне бесконечного сознания достигается после полного выхода за пределы
уровня безграничного пространства. Здесь сознание развертывается как
таковое, вне каких-либо содержаний, что делает излишним наличие
пространства психического опыта. Затем происходит переход на уровень
отсутствия чего бы то ни было, а за ним — на уровень ни восприятия, ни
невосприятия. Эти уровни принципиально неописываемы, поскольку полностью
выходят за пределы профанического опыта, к описанию которого, собственно,
только и приспособлен язык, поэтому тексты не содержат какой-либо важной
положительной информации по поводу этих уровней.
Достаточно интересен в плане анализа созерцательных практик культ
Амитабхи-будды мира предельного Божества (в настоящее время этот культ
особенно широко распространен в Японии и в Корее под названием
«амигдаизм»), некоторые исследователи считают, что этот культ имеет
иранское происхождение и восходит к зороастрийскому культу Анагра-раоча,
Бесконечного Света рая (напомню, что изменения светового восприятия
являются одними из самых распространенных эффектов действия галлюциногенов,
также описания видения Света характерны для переживаний смерти-и
определенных стадий родов). Особое внимание культ Амитабхи уделяет
созерцаниям, рекомендуемым к практике при ощущении приближающейся смерти.
Другой метод психотехники в этом культе — молитвенное повторение имени
Амитабхи. Такой же метод психотехники применяется в широко
распространенной в Японии буддийской школы «тэндай», которая предписывает
вместо занятий медитацией постоянное повторение формулы “Поклонение Сутре
Лотоса Благой Дхармы” («Наму мехо рэнгэ ке»). Постоянное повторение имени
Будды приводило к тем же важным экстатическим эффектам, что и повторение
имен Кришны и Рамы в индуизме, Иисусовой молитвы у исихастов [25].
Одна из школ раннего китайского буддизма — хуаянь — исходит из
истолкования образа сети индийского бога Индры. Эта сеть является символом
вселенной как единого целого. Она состоит из бесчисленных драгоценных
камней, каждый из которых содержит в себе все остальные камни и, в свою
очередь, сам содержится во всех прочих камнях. Объясняя этот образ,
основатель школы Фа-цзан взял статую Будды и окружил ее со всех сторон
отражающими зеркалами. Школа хуаянь утверждает, что каждый элемент
существования включает в себя все остальные элементы и, а свою очередь,
содержится а них. «Все — во всем- Все имманентно всему, в каждом атоме —
все миры Будды. Во всех мирах Будды — все атомы всех миров». Как в одном
сколке с голограммы содержится вся полнота записанной на ней информации,
так и в каждом элементе содержится все целое. И вся сложная целостность
этих взаимопроникающих миров есть единое абсолютное сознание Будды,
символически представленное в образе Будды Вайрочаны, Будды Великого
Солнца. Это также ветка цветущей сливы на картинах буддийских художников
Китая: ветка — единое сознание Будды, цветы — его бесчисленные
развертывания в виде многообразных миров.
Эта сложная доктрина выражается в учении хуаянь двумя формулами:
«принцип и вещи беспрепятственно проникают друг в друга» и «каждая вещь
беспрепятственно проникает во все другие вещи». Первое из этих положений
восходит к общебуддистской доктрине тождества сансары и нирваны. Под
принципом здесь имеется в виду нирвана, природа Будды, под вещами — дхармы
как элементы эмпирического существования. Но эти элементы не существуют
сами по себе, они лишены собственной природы. Их природа — “принцип”,
“буддовость”. В вещах является принцип, принцип наделяет вещи природой.
Следовательно, ни то, ни другое не существует обособленно, но совокупно
образуют абсолют — Единое Сознание Будды. Второе положение более
оригинально и является достоянием только школы хуаянь. Ее учение
утверждает, что ни одна дхарма (вещь), ни один элемент опыта не
представляет собой обособленную от других сущность- Они непрестанно
взаимодействуют между собой по принципу «все в одном, одно во всем, образуя
вселенную, в которой есть и единство, и множественность, и субъект, и
объект. В этом мире — сети Индры. нет только противоположностей,
взаимоисключающих противоречий между этими и другими парами категорий.
Точная формула учения хуаянь: “все в одном, одно во всем, одно в одном, все
во всем”.
Школа хуаянь процветала до середины IX в.. однако и позднее не утратила
своего значения: дело в том, что ее философия была усвоена медитативной
школой чань (по-японски -«дзэн») в качестве теоретической основы своего
духовного делания.
Чрезвычайно интересны и разнообразны методы психотехники тантрического
буддизма (Ваджраяны, «Алмазного пути»), который в настоящее время широко
распространен в Тибете, Бутане и Непале. Этот путь — путь практика-йогина,
и методы, практикуемые адептами этого направления буддизма, очень близки к
методам индуисской тантра-йогиОсновные виды практики тантристов — это йога
внутреннего тепла, йога иллюзорного света, йога сновидений, йога ясного
света, йога промежуточного состояния и йога переноса сознания. Нетрудно
заметить хотя бы по названиям, что все подобные виды практики связаны с
достижением соответствующих трансперсональных состояний в процессе выхода
за пределы ЭГО-сознания. Так, йога промежуточного состояния предполагает
умение йогина входить в промежуточное состояние между смертью и новым
рождением (по-тибетски — «Бардо»). В особом состоянии сознания,
отождествляемом йогином с промежуточным, исчезает ощущение тела, и сознание
йогина (психологический субъект) может свободно перемещаться в
пространстве, переживая различные видения. При этом йогин ощущает, что он
как бы привязан к своему телу эластичной нитью; разрыв нити означал бы
истинную смерть. Целью вхождения йогина в такое состояние является попытка
обрести в нем Пробуждение (в тантрическом буддизме существует
представление, что каждый умерший в определенный момент промежуточного
пребывания между смертью и новым перерождением переживает Пробуждение и
созерцает ясный свет Будда-сознания, и подобное переживание можно
закрепить, обретя, таким образом, нирвану) [13]. Йога внутреннего тепла
типологически соответствует куиндалини-йоге индуистского шиваизма и
предполагает работу с чакрами для сублимации внутренней энергии и
трансформации сознания [30].

Архаичная духовность, целостность бытия и психоактивные вещества.

Сакральное применение психоактивных веществ имеет многотысячелетние
корни. История сложилась таким образом, что традиции архаичного язычества
(шаманизма) были забыты на несколько тысяч лет. В период Новой эры
подобными экспериментами занимались мистические ответвления ведущих мировых
религий (оккультизм), и только переворот в психофармакологии двадцатого
столетия сделал широко известными сокровенные тайны сектантов и колдунов.
Доктор философии, специалист в области религиоведения Хьюстон Смит
(Университет Беркли) пишет, что связь природных средств изменения сознания
с духовной практикой очевидна: растительные галлюциногены могли послужить
отправной точкой возникновения многих религиозных направлений, позднее
забывших о своих психоделических корнях. При соответствующем психическом
состоянии и в соответствующих условиях психоделики могут вызвать
религиозные переживания, неотличимые от переживаний, происходящих
спонтанно… Когда У. Стейса, который считается авторитетам в области
философии мистицизма, спросили, подобны ли психоделические переживания
мистическим, он ответил: «Вопрос не в том. похожи они на мистические
переживания или нет: они суть мистические переживания.» (Более подробно
вопрос подлинности мистических переживаний, возникающих под воздействием
галлюциногенов, и о том, могут ли галлюциногены способствовать религиозной
жизни, рассмотрен в книге «Пути за пределы ЭГО» [21])
Архаичная религиозность подразумевала достаточно напряженную
психологическую атмосферу духовной жизни людей. Язычникам было свойственно
чуткое мистическое мироощущение. Окруженные загадочной Природой,
вовлеченные в бесконечный творческий процесс ее изучения, свой душевный
покой архаичные люди смело доверяли непосредственному религиозному
переживанию, которое являлось главным источником их опыта и определяло
выбор важнейших стратегий поведения [9].
Также хорошо известно, что все шаманы во всех культурах употребляют для
вхождения в транс определенные растения и грибы, содержащие все те же
«молекулы мистики». Для общения с мифическими сущностями, управляющими
судьбами людей, язычники стимулировали особые свойства психики с помощью
природных галлюциногенов растительного и животного происхождения. Например,
наскальные фрески эпохи позднего неолита в местности Тассилин-Аджер, что
находится на юге современного Алжира, изображают фигуры, покрытые
псилоцибиновыми грибами, танцующие шаманы зажимают в руках те же грибы, а
окружающий их орнаментный рисунок похож на причудливые галлюцинации,
возникающие под воздействием псилоцибина [15, 39]. На Руси и в Западной
Европе до сих пор растут несколько видов грибов, содержащих псилоцибин. По
виду их трудно отличить от многочисленных и малоизученных мелких поганок
(кстати, само слово «поганка» происходит от латинского «poganus» —
язычник). Традиции употребления галлюциногенов в языческой Руси явственно
прослеживаются в мифологии — достаточно распространенным является мотив,
когда архетипическая колдунья Баба-Яга употребляет сама или предлагает
героям специальное зелье, приготовленное из каких-то грибов, трав, а также
змей, ящериц, жаб и пауков, после чего отведавший этого зелья испытывает
экстатические переживания, приобретает способность перемещаться в
пространстве и времени, а также работать с информацией нетрадиционными
способами — читать мысли и т.п. Современная фармакология показала, что в
ряде растений и грибов, а из представителей фауны — именно в некоторых
пауках, коже жаб, змей и ящериц — содержатся мощнейшие галлюциногены, такие
как диметилтриптамин (ДМТ), вещества группы буфотенина (ближайшие
родственники ЛСД-25), псилоцибин и др. (В качестве подтверждения того, что
наши предки хорошо знали о галлюциногенных свойствах кожи жабы/лягушки,
может выступать известная сказка «Царевна-Лягушка», в которой Иван-дурак
видит вместо лягушки царевну только после того, как прикасается губами к
коже лягушки, то есть в момент поцелуя в его рот попадает слизь лягушки,
содержащая мощнейший галлюциноген буфотенин, и все происходящее с Иваном
впоследствии можно рассматривать как его галлюцинацию. Примечателен и тот
момент, что принцесса настаивает на сохранности своей отброшенной, то есть
вроде уже не нужной, лягушачьей кожи — как только Иван уничтожает эту кожу,
галлюцинации сразу же прекращаются — образ Царевны исчезает из сознания
Ивана).
Причины возникновения шаманизма можно искать в области непосредственного
знакомства наших далеких предков с мистическим опытом, вероятно, связанным
с «молекулами мистики» [39]. Складывается следующая картина развития
сознания: сперва, бессознательно повинующееся инстинктам животное
(обезьяна), благодаря поеданию растительных галлюциногенов, научилось
пользоваться речью, чтобы осознавать себя во времени и, тем самым,
структурировать свое поведение. Затем, опыт экстатических состояний
сознания позволил архаичным людям обнаружить в окружающем нечто
необъяснимое, приводящее в невероятный восторг и повергающее в ужас. Вокруг
ярчайших психоделических переживаний стали возникать всевозможные ритуалы,
культы, а в дальнейшем сформировались системы ценностей и общественные
иерархии. Этот опыт оформлялся языковыми и художественными средствами в
мифы, ставшие основой всех представлений о загадочных природных
взаимосвязях [15].
Каким же образом главная традиция наших предков могла бесследно
исчезнуть в последующие эпохи?
Первые изменения произошли, видимо, из-за климатических условий — Африка
стала сохнуть, последующее расселение людей в новых регионах обитания
сделали галлюциногены мало доступными для большинства.
Можно предположить, что с расширением общин наиболее опытные «визионеры»
— шаманы, взяв на себя обязанности отправления ритуалов, по-прежнему
использовали психоделические снадобья, но традиция группового религиозного
экстаза стала ослабевать [36]. Общины продолжали расти, произошло
разделение людей на касты, партнерские внутриобщинные отношения уступили
место иерархии — власти и подчинению. Люди начали культивировать
«заменители» психоделических трав и грибов — эфедру, мак, использовать
забродивший мед, то есть произошел переход к использованию веществ, дающих
не экстатические переживания и глубинное погружение в иные пространства
бытия, а забытье и расслабление после напряженного рабочего дня, либо к
стимуляторам, способствующим повышению работоспособности путем
перераспределения энергии в организме то есть люди стали регулировать
самочувствие, не прилагая внутренних усилий. Видимо, в этом главная причина
того, что галлюциногенные снадобья отошли в область Тайны, которую теперь
знали лишь «посвященные» — жрецы языческих культов [27].
Эпоха религиозных догматов сопровождалась расцветом новой системы
иерархических социальных отношений и достигла своего апогея в период
Средневековья. Идеалы «чистой», неязыческой, религии — это строго
нормированное поведение и душевный покой верующих. Такая вера подразумевает
личный отказ от всего, что нарушает спокойствие ума, что подвергает
сомнению общепринятые догматы. Эта вера не одобряет излишнюю
любознательность и творческий авантюризм, она занимает охранительную
консервативную позицию, иной раз жестко расправляясь с нарушителями
традиции (многие ученые, поэты и писатели поплатились жизнью за то, что их
идеи тревожили обывателя). Соответственно, и выбор опьяняющих средств
должен быть таким, чтобы человек отдыхал, находил забвение от трудов, а не
переживал мистические озарения. Для этих целей, конечно, уместнее алкоголь
и подобные наркотические зелья, гарантирующие эйфорию при сохранении
прежней системы представлений о Мире. Их разрушительное воздействие на
организм вполне оправдывает общую официальную доктрину осуждения
человеческой потребности изменять состояние сознания.
Погружение же в бессознательное нарушает спокойствие аналитического ума:
всякий прием галлюциногена меняет мировоззрение человека, пробуждает его от
привычных представлений, не дает забыть об условности любых точек зрения;
тревожит душу невероятно широкой амплитудой переживаний — от парализующего
волю ужаса, до восторга и мистического экстаза [13]. Психоделический опыт
не приносит универсальных рецептов счастья: быть готовым к переоценке всей
жизненной позиции — вот судьба человека, обратившегося к сакральной силе
растительных галлюциногенов [34].
Правда, такая духовность имеет серьезное преимущество — чувственно
реальную, интимную веру в сверхъестественное, а не умозрительную доктрину,
насаждаемую сверху. Понимая это, церковь беспощадно уничтожала язычников с
их мистериями, культами и тайными снадобьями для ритуальных целей. Когда
христиане встречали в завоеванных странах традиции употребления
психоделических снадобий, все это неизменно объявлялось чертовщиной и
жесточайшим образом искоренялось. Догматизированная мораль и алкоголь
гарантируют относительный душевный покой паствы, а попустительство
эзотерической практике способствует распространению вольнодумия (ереси).
Архаичная духовность сексуальна и радостна. Мистические переживания
оформлялись язычниками в бурные празднества и сопровождались танцами и
оргиями, когда люди могли расстаться с некоторыми условностями социальных
ролей, не рискуя быть осужденными за прелюбодеяния…[10]. Это явно не
укладывалось в формат новых представлений о праведности человека, пришедших
вместе с монотеизмом. Поэтому языческие традиции искоренялись самым
жестоким образом вместе с секретами снадобий, употреблявшихся для экстаза —
личностной трансценденции, выхода за пределы ЭГО. С момента ухода
психоделического опыта из жизни основной массы людей, с усложнением
социальной иерархии развитых языческих обществ начинает интенсивно
развиваться ЭГО-менталитет. Сперва — в рамках смыслового конструкта — Я и
Великое Нечто (язычники), затем, в рамках догматов конкретных религиозных
направлений противопоставили себя инстинктивным природным силам и пугающе
дикарскому образу жизни, который вели язычники. Человек начал понимать,
какая пропасть разделяет его сознание и мир животных, с которыми не
стыдились сравнивать себя архаичные культуры [41]. Это послужило основой
для создания новых представлений о едином одушевленном начале всего
Мироздания — о Боге. Человеческая душа обрела новый статус в Духе (в
Логосе) и стала гораздо требовательнее к личности и плоти [23].

Утрата целостности как проявление «Власти над живым»

Западное общество, возникшее после промышленных революций. отличается
особой, ранее небывалой системой власти — «власть над живым как
биологическим видом «, (более подробно этот феномен рассмотрен в работах
французского философа Мишеля Фуко «История безумия в классическую эпоху»,
«История сексуальности: кн.1-3» и др.). По мнению Фуко, такая власть
функционирует как постоянно действующий и стремящийся к максимальной
эффективности механизм всеобъемлющего контроля [26]. Новые технологии
власти создавались постепенно и непреднамеренно сразу в разных сферах
общественной жизни. Одной из важнейших технологий власти была
«дисциплинарная власть», или дисциплина. Дисциплинарная власть,
формирующаяся в XVIII в., начинается с перемещения индивидов в
пространстве. Она требует замкнутого пространства, в котором действуют свои
законы и правила: места «дисциплинарной монотонности». Это работные дома
для бродяг и нищих. Это колледжи: в области образования постепенно
утверждается монастырская модель, и интернат рассматривается как наиболее
совершенная форма образования и воспитания. Это казармы, которые тоже
появляются в XVIII в. В это же время мануфактуры начинают развиваться в
большие замкнутые пространства с единообразным и весьма строгим режимом,
становясь похожими на монастырь, крепость или закрытый город. Однако
принцип замкнутого пространства не был ни постоянной, ни необходимой
принадлежностью дисциплинарного аппарата. Не менее значим также принцип
«разгораживания». Дисциплинарная власть тяготеет к разложению групп и масс
на элементарные составляющие — индивидов — и к сопоставлению каждому
индивиду строго определенного места. Она не терпит диффузной циркуляции
индивидов, опасных и бесполезных сбиваний в кучки. Каждый индивид должен
быть всегда на своем месте, каждого в любой момент можно найти,
проконтролировать — и более полно использовать.
Но место, отведенное каждому индивиду в дисциплинарном пространстве, —
более, чем просто место: это одновременно и ранг индивида, его место в той
классификации, которую осуществляет дисциплинарная власть. Так,
преступников распределяют в зависимости от характера преступления, больных
— от характера заболевания, учеников в классе — в зависимости от поведения
и успеваемости.
Поэтому прежде всего встает вопрос об отделении тех, кого можно
заставить принудительно трудиться, от совершенно неуправляемых. Так
делается принципиальный шаг на пути выделения безумных в совершенно особую
группу, которую надлежит отделять от прочих девиантов. Концептуализация
данных процессов, выражающаяся в появлении понятия безумия и выделении
психических болезней в особый класс заболеваний, по времени следует за
изменением обращения с такими больными в технологиях дисциплинарной власти.
Дисциплина, организуя «ячейки», «места» и «последовательности», тем самым
формирует сложное дисциплинарное пространство, одновременно архитектурное,
функциональное и иерархическое.
Помещение людей в дисциплинарные институты и навязывание им определенных
режимов есть один из способов, какими власть «укладывает» явления в свою
«априорную форму созерцания». Разумеется, и проявления власти, и формы
существования власти-знания шире, чем дисциплинарные институты. Власть
начинает выходить за пределы любых дисциплинарных институтов и пронизывать
собой все общество и все виды отношений между людьми, включая самые близкие
и интимные.
Именно на примере дисциплинарного института проще всего пояснить понятие
власти-знания. Недаром власть, сложившаяся в новейшее время, так тяготеет к
созданию дисциплинарных институтов. Власть-знание — это такое знание,
которое развивается и обогащается путем сбора информации и наблюдений за
людьми как объектами власти — например, находящимися в специфической и
достаточно неестественной ситуации дисциплинарного института. Одна из
функций всех дисциплинарных институтов современного общества — сбор
статистических данных и создание определенных сводов знаний о своих
объектах. Власть-знание — это также и власть, существующая и реализующая
себя в форме знания, опирающаяся на знание в своем стремлении к
эффективности — особое знание о людях, включенного в существование и
воспроизводство властных структур. Контроль за информацией — другое
проявление «власти-знания».
В течение долгих веков, предшествующих эпохе Просвещения и буржуазных
революций, отличительной чертой права суверена было право на жизнь и смерть
его подданных. Точнее, это было право на то, чтобы умертвить или оставить
жить. Так, суверен мог лишить подданного жизни, если тот выйдет из
повиновения и осмелится угрожать жизни суверена. Право суверена означало в
сущности право взять у подданного все что угодно: имущество, время, тело и,
наконец, самую его жизнь. Но в классическую эпоху Запад пережил глубокую
трансформацию подобных механизмов власти. Отбирание у подданных того, что
им принадлежит, перестало быть главной формой осуществления власти. Зато
сформировалось большое количество других форм: побуждение, поддержка,
контроль, надзор, управление и организация. Право отобрать у подданного
жизнь сменилось разнообразными формами управления его жизнью и жизнью
социального тела вообще.
Власть стала находить свою легитимность в обеспечении эффективного
функционирования социального тела во всем многообразии его жизненных
функций. Если раньше право на смерть подданного защищало жизнь суверена, то
теперь оно стало оборотной стороной права социального тела на защиту своей
жизни, ее поддержку и развитие. Фуко обращает внимание на то, что никогда
ранее войны не были такими кровавыми, как с начала с XIX в., и даже с
учетом всех пропорций никогда прежде никакие режимы не устраивали подобного
истребления собственного населения. Но это чудовищное право на смерть
выступает теперь как дополнение власти, которая осуществляет положительное
управление жизнью, распоряжается ею, усиливает и умножает, контролируя и
регулируя ее. Военный принцип: убить, чтобы выжить, — становится принципом
отношений между государствами. Но при этом, как подчеркивает Фуко, речь
идет о жизни не в юридическом, а в биологическом смысле: власть теперь
располагается на уровне жизни, биологического вида, расы и популяции.
Оборотной стороной этого оказывается то, что геноцид, т. е. истребление
чужой популяции ради сохранения своей, становится мечтой многих
правительств Нового времени.
Наглядный симптом изменения характера власти в конце XVIII в. —
отношение к смертной казни. В течение долгого времени казнь была, наряду с
войной, одной из основных форм реализации права суверена: она представляла
собой ответ на покушение на его личность, закон или волю. Постепенно, по
мере того как войны становились все более массовыми и кровавыми, на
эшафотах лишалось жизни все меньше и меньше людей. Одна и та же причина
обусловливала и первое, и второе. В самом деле, поскольку власть взяла на
себя функцию управления жизнью, сама внутренняя логика ее существования, а
вовсе не появление гуманных чувств, все более затрудняла применение
смертной казни. Для такой власти смертная казнь была одновременно пределом
и внутренним противоречием. Власть как бы расписывается в том, что она
неспособна сделать данное человеческое тело управляемым. Поэтому основанием
для смертной казни становится не чудовищность самого преступления, а
опасность личности для общества. На законных основаниях убивают того, кто
представляет для других прямую биологическую опасность. Постепенно отмирают
ритуалы и церемонии, которыми обставлялась некогда смертная казнь, они
перестают быть публичными. В то же время Фуко обращает внимание, что в XIX
в. одной из первых тем, попавших в поле социологического анализа,
оказывается самоубийство Не случайно, что именно это явление стало объектом
удивления общества, в котором политическая власть приняла на себя задачу
управления жизнью.
Власть над жизнью начала развиваться с XVII в. в двух основных формах.
образующих как бы два полюса власти, между которыми располагается целая
сеть промежуточных форм. Первый полюс — власть над телом как машиной: его
дрессировка, использование его сил и способностей, увеличение его
полезности и управляемости, включение в системы контроля. Для этого
развивается целая система различных дисциплинарных институтов — школы,
колледжи, казармы, мастерские. В связи с этой системой институтов
складываются определенные системы знаний о человеке, характеризуемые Фуко
как «политическая анатомия человеческого тела».
Второй полюс власти над живым образуют формы, складывающиеся позднее, к
середине XVIII в. Это власть над телом как особью биологического вида и
связанными с ним биологическими процессами: размножением, рождением и
смертью, выражающимися в показателях здоровья, продолжительности жизни и
пр. В этой сфере власть осуществляется в виде регулирующего контроля:
биополитика популяции. Появляется понятие «преступления против
общественного здоровья» — проявление контроля над нравственностью.
Право суверена лишить подданного жизни заменяется, по выражению Фуко,
администрацией тела и расчетливым управлением жизнью. Такая власть над
живым рассматривается им как необходимый элемент развития капитализма. Ведь
последний не мог бы утвердиться без включения тел в систему производства и
приспособления поведения популяции к экономическим процессам. Однако власть
над живым требует большего: укрепления тел и увеличения популяции
одновременно с увеличением их полезности и управляемости. Для этого и
требуется выработка новых методов и приемов власти, пригодных для
управления силами, способностями и склонностями. Такие механизмы и формы
вырабатывались в самых различных общественных институтах, будь то семья,
армия, школа, полиция, медицинские учреждения. Фуко полагает, что процессы,
происходившие в XVIII в. в некоторых западных странах и также связанные с
развитием капитализма, носят иной характер и представляют явление более
широкое, чем аскетическая мораль, которая не придавала телу никакой
ценности. Происходило не утверждение аскетизма, а вхождение жизни в историю
— т. е. вхождение явлений, связанных с жизнью людей как определенного
биологического вида, в порядок знания и власти, в область технологий
власти. Власть и знание начинают принимать в расчет эти явления и пытаются
контролировать и модифицировать их.
Становление такой системы власти имело ряд существенных последствий как
для социальной жизни, так и для изучения человека. Во-первых, оно привело к
появлению всесторонних и разветвленных технологий власти, которые
охватывают все, что касается тела: здоровье, приемы кормления и ухода за
младенцами, условия жизни и пр. Во-вторых, оно привело к постоянному
усилению роли норм за счет законов. Власть, взявшая под свой контроль
процессы жизни, нуждается в механизмах непрерывного действия, т. е.
механизмах регулирующих и корректирующих. Для этого уже не подходят
механизмы законов и наказаний (вплоть до смертной казни) за их нарушение.
Власть над живым управляет, распределяя живое в пространстве ценности и
полезности. Она уже не проводит линию, разграничивающую законопослушных и
враждебных суверену: она распределяет относительно нормы.
Поскольку власть оперирует нормой, нормой начинает оперировать и
оппозиция. Вследствие этого борьба против существующей системы ведется
теперь уже во имя права на нормальное существование, которое должна
обеспечить власть. Целью была жизнь, понимаемая как фундаментальные
потребности, как реализация конкретной сущности человека и осуществление
его возможностей. И уже не важно, говорит Фуко, является ли все это утопией
или нет. Борьба вполне реальна; жизнь как объект политики была воспринята
оппозиционными течениями буквально и обращена против системы, пытающейся
осуществлять ее регулирование. «Право» на жизнь, на тело, на здоровье, на
счастье, на удовлетворение своих потребностей стало лозунгом движений,
направленных против нового типа власти.
С этим Фуко связывает то обстоятельство, что в XIX в. медицина,
педагогика, юриспруденция уделяют отклонениям все большее и большее
внимание, а психиатрия начинает открывать все больше и больше различных
типов отклонений. Перед лицом такого множества возможных отклонений
мобилизуются различные формы власти, контролирующие индивида и сверяющие
его с нормой: власть врачей, психиатров, педагогов, родителей. Все эти
направления и типы власти поддерживают, обусловливают, подкрепляют друг
друга. Эти процессы происходят на уровне семьи и частной жизни человека. Но
они поддерживают систему власти и сами поддерживаются ею в масштабе всего
общества, потому что постоянный контроль за сексуальной нормальностью как
ничто другое приучает человека быть объектом процедур власти, быть под
неусыпным надзором, сопоставлять себя с нормой и оценивать себя по степени
соответствия ей [26].
В таком контексте становится объяснимым формирование представления о
безумии как приоткрывающем опасную тайну сущности человека, связанную с его
телом и инстинктами [28, 38]. Идея человека, свободного от всякой
органической, вещественной (природной) зависимости, долгое время оставалась
господствующим мифом, ради которого мы соглашались страдать, мы наказывали
других за то, что они выбирали другой путь. Собственное тело воспринималось
как что-то греховное, доставшееся человеку в наследство от животных. Каждое
плотское желание подвергалось цензуре, поскольку изначально считалось
порочным. Контроль над сексуальным поведением, в частности, путем
детализации нормы и более детального анализа отклонений, приобретал все
большее значение [26]. Аналогично и контроль за изменением сознания с
помощью психоактивных препаратов является проявлением характерного для
современной эпохи «власти над живым», контролем над самими мыслями. В
сущности, это проявление борьбы за власть. Недоверие к природной сущности
человека определяет маниакальное стремление нашей культуры искоренить
растения, изменяющие сознание. Этим недоверием оправдывается уклонение от
внутренней работы, от решения задач личностного роста, и, конечно, контроль
над психоактивной пищей [12, 37].

«Культура Партнерства» и «Культура Владычества». Переход к запрещению
психоделиков.

Таким образом, архаичные общества — «Культура Партнерства» — сменились
современной «Культурой Владычества».
Истоки этой борьбы двух культур лежат в тех временах, когда возникло
церковно-христианское мировоззрение. В течении многих тысячелетий
врожденный мистицизм человека облекался в самые разные мифологические
образы и системы представлений, чтобы, освобождаясь от них, создавать новые
доктрины вокруг все того же чувства сопричастности человека Божественной
Игре..
Матриархат — одна из возможных формаций культуры Партнерства, что
следует из специфики женского менталитета, более склонного к
созерцательности и самоанализу и искусно владеющего различными
психологическими приемами. Поскольку образ жизни женщин всегда был связан с
групповым общением, социальные адаптационные преимущества женщины
заключаются а тонком знании человеческих отношений, в то время как мужчина
для решения коммуникативных задач всегда стремился использовать
свойственную ему силу [31].
Есть еще некоторые соображения по поводу того, что архаичные традиции
лечебного и магического использования психоделического транса были созданы
и поддерживались женщинами. Прежде всего, они занимались сбором растений и
лучше знали воздействие трав и грибов. Кроме того, мужчины, воспитанные
охотой и тяжелым трудом, мало уделяли внимания событиям внутреннего мира;
им присуща одержимость (темперамент, склонность к аффективному поведению и
т. д.), что мешает аналитическому самоисследованию в состояниях
расширенного восприятия, провоцирует возникновение испуга, паники и т. д.
[12].
Женщин сама Природа учит терпеливо наблюдать себя долгими месяцами,
разделявшими циклы работы организма, во время беременности (все эти
физиологические процессы, кстати, сопровождаются изменениями обмена
веществ, в том числе и нейрорегуляторов, и, как следствие, необычными
состояниями сознания). Матери изучали себя, воспитывая детей… В отличие
от экзотеричного мужчины, открывающего чудеса в окружающем, суть женщины в
ее эзотеричности — внутренней тайне, через которую она постигает жизнь.
Цивилизация, возникшая на останках Архаичного и наложившая запрет на
поедание языческих «поганок» — это мужская культура Владычества,
распространившая охотничьи повадки на внутривидовые взаимоотношения и
нацеленная на соперничество. Культура, «согласно которой изменения сознания
путем употребления тех или иных растений иди веществ почему-то ошибочно,
онанистично и антисоциально» [15].
В государствах иерархической структуры история перекраивается всякий
раз, когда меняются власти. Неугодные изображения и культурно-исторические
памятники утаиваются, а в периоды смутных времен даже уничтожаются-
Представьте, что могло остаться от наследия архаичных психоделических
культур после нескольких тысяч лет их противостояния конкурирующим
формациям и, в конечном счете, падения… [26]. Тем не менее, вполне
узнаваемая символика грибных культов сохранилась в некоторых евразийских
памятниках неолита (от 10 до 7 тысяч лет до н. э.). Обширное наследие
психоделических культур, как известно, было обнаружено в странах
Центральной и Южной Америки.
Плоды от Древа Познания Добра и Зла, как известно, — палка о двух
концах: с одной стороны, психоделические переживания открывают единую суть
вещей — смысл происходящего. С другой стороны, эти прозрения не облегчают
человеку выбор путей для достижения открывшихся целей: мистический экстаз
шамана нуждался в опоре на исторический опыт и традицию [32]. Изобретение
алфавита изменило мышление людей. Слово стало вечным, и Нравственный Закон
закрепился в заповедях. С появлением письменности — хранительницы знаний,
общечеловеческой Памяти — отпала необходимость периодически впадать в транс
для поисков ответа на жизненно важные вопросы.
Что означал отказ от эзотерической мудрости шаманизма в пользу внешне
регламентируемой морали монотеистических религий? Отказ от
непосредственного, физиологически гарантированного, мистического
переживания вырвал архаичного человека из полуживотного экстаза — выгнал из
Эдема, где он пребывал в райских восторгах первого пробуждения от
инстинктов. Так возникла наша экзистенциальная неполнота, отраженная в мифе
об утрате Рая. Чем плоха традиционная позиция отказа от интуитивных
прозрений, стимулированных природными психоделическими средствами? Прежде
всего, этот запрет превратил людей в одержимых, жестоких невротиков, не
осознающих себя. Исключение галлюциногенов из рациона человека повлекло
изменение качества его мыслительных процессов. Скорость мышления (речь идет
о бытие субъекта в его собственной, неповторимой реальности: время изменяет
свой бег для человека, если он меняет качество восприятия и внутреннего
поиска), ассоциативность, глубина самоанализа, а значит — и умение владеть
собой, своими привычками и настроением, понимание подлинных мотивов
собственного и чужого поведения, все это претерпело значительные изменения,
как только человек лишился таких мощных инструментов самоисследования, как
растительные галлюциногены [15, 39].
Забвение традиций группового психоделического ритуала (недоступность
опыта личностной трансценденции) приучило людей видеть друг в друге врагов,
выбирать кровавые пути развития… Пройденная история — это бесконечная
война человека с самим собой, это в большей степени путь борьбы, чем
творчества, путь страдания, а не радости, страха, но не любви, потому что
за нашей формальной, догматичной верой всегда скрывалось недоверие,
выращенное культурным запретом на эзотерическую практику.
Магическая практика язычников в свете новых представлений представала
как самая сердцевина порока. Как известно, жрецы языческих культов держали
в руках рецепты природного волшебства, встреча с которым и по сей день
никого не оставляет равнодушным. Но поскольку эти знания к моменту
распространения монотеизма были только у «посвященных», конкурирующая
мораль, в дальнейшем спрятала их окончательно. В Синайской пустыне Господь
наставил Моисея строго запятить евреям заниматься подобной практикой: «И
если какая душа обратится к вызывающим мертвых и к волшебникам, чтобы
блудно ходить вслед их, то Я обращу лицо Мое на ту душу и истреблю ее из
народа ся {Книга Левит, 20 гл.}.»
Позже монотеизм поддался влиянию дуалистических религиозных
представлений; не выдерживая требований строгого и правильного Бога, люди
создавали легенды о Падшем ангеле, который мешает людям жить праведно.
Образ духовного врага помог схоластам утвердиться в представлениях о
недопустимости физиологической стимуляции мистических переживаний.
Растения, изменяющие сознание человека, стали считаться путем познаний
дьявола.
Что же так отпугивало новую религию от языческих традиций? Почему
«волшебники» и «вызывающие мертвых» оказались вне закона? Преимущества
человека, который видит больше, чем окружающие, очевидны — это власть. И
дело не в дикости языческих нравов или ритуалов, дело в неравенстве,
которое делит людей на «посвященных» и слепо им подчиненных. Чтобы
исключить такую несправедливость, можно было пойти двумя путями: либо нести
эзотерическое знание в массы (вопреки интересам «посвященных»), помогая
каждому научиться видеть ясно, либо запретить даже намек на возможность
подобной практики. История отправила нас по пути воздержания.
Мистерии древних греков, в которых принимали участие многие классики
Античного мира, к началу нашей эры уже были окружены строжайшей тайной.
Поэт Эсхил едва не поплатился жизнью за то, что перенес на театральную
сцену некоторые элементы из этих культов. Известно, что в празднествах
древнегреческой аристократии использовались напитки, приготовленные из
галлюциногенных грибов. В 268 году н. э. были пресечены Элевсинские
мистерии — последний отголосок архаичных психоделических традиций (в
течении двух тысячелетий каждый сентябрь недалеко от Афин устраивались эти
великие торжества) [25].
В эпоху Средневековья, когда на кострах Европы горели тысячи людей,
обвиненных в колдовстве, были уничтожены последние хранители секретов
естественной магии. Следует заметить, что в лице «ведьм» и «колдунов» новая
культура искореняла не только носителей древнего религиозно-мистического
мировоззрения, но и остатки системы языческого «здравоохранения», поскольку
лекарственные средства и весь опыт в этой области также принадлежали
ведовскому сословию. Эти люди были названы слугами дьявола, а их зелья —
прямой дорогой встретиться с самим князем тьмы. В пятнадцатом веке нашей
эры Папа Иннокентий VIII запретил лечебное использование конопли. Искать
исцеления прелагалось в молитвах Всевышнему, но не принимать помощь от
«лукавого». Церковь всегда была строжайшим цензором языческой культуры,
исключив даже идею о том, что растения могут быть связаны с духовной
практикой [15]. (Однако остатки русской языческой традиции ритуального
употребления псилоцибиновых грибов сохранились в православной архитектуре —
форма многих куполов русских храмов (так называемые «луковичные» купола)
абсолютно идентична форме шляпки «шаманских» грибов (см. рис. 1).
Изображение таких грибов можно встретить и в росписи ряда культовых зданий
(например, каменная резьба на стенах Псковского Кремля также изображает
псилоцибиновые грибы). Уже был популярен дистиллированный алкоголь,
наиболее подходивший для других целей — искусство виноделия стало
постепенно превращаться в механизм манипуляции массовым сознанием.
Общеизвестно, что вино и пиво не способны вызвать болезненное пристрастие,
но «повышенный градус» обрекает примерно десятую часть пьющих на
алкоголизм, то есть происходит полное подчинение -этой категории людей
нуждам государства, торгующего крепкими спиртными налитками, и остро
нуждающегося в дешевой, послушной и выносливой рабочей силе.

[pic]
[pic]
[pic]
А) Многие православные храмы (особенно те, которые расположены в
северной и северо-западной части России) имеют купола так называемой
«луковичной» формы

[pic]

Б) А так выглядят галлюциногенные грибы Psilocybe semilanceata,
применявшиеся языческими шаманами на территории нынешнего Северо-Запада
России (Псков, Новгород)

Рис. 1
С появлением психофармакологии ситуация резко меняется. К началу XX века
синтетические наркотики высокой чистоты (кокаин, морфий) пользовались уже
широкой популярностью, пугая общественность примерами тяжелого пристрастия,
которое возникает у поклонников этих препаратов. Нет ничего удивительного в
том, что эти вещества оказались вне закона, но запрет вовсе не означает
исчезновения наркотиков. Государственный аппарат стал сотрудничать с
наркоторговцами, используя эту сферу деятельности не только для обогащения,
но и для подавления массовых волнений в собст венных колонизованных
странах.
Мы покорно соглашаемся с давно укоренившимся представлением о
психоактивных веществах, как о чем-то недостойном и пагубном для человека-
Наша культура знает примеры только их разрушительного использования. Когда
же в середине XX века в связи с прорывом в психологии и открытием необычных
свойств галлюциногенов, наметилось создание психоделической культурной
традиции, государственная машина сделала все, чтобы эти вещества были
поставлены в один ряд с наркотиками и запрещены.
Многократно описан мистический опыт, который переживали наши
современники под воздействием псилоцибиновых грибов, мескалина и ЛСД.
Неудивительно, что попытки использовать галлюциногены [качестве наркотиков
(для «расслабухи») для многих заканчивались нервным расстройством [29]. В
рамках материалистических представлений о реальности мы практикуем лишь
«развлекательное» и, соответственно, разрушительное использование
психоактивных веществ, что исключено в ситуации с галлюциногенами — эти
снадобья глубокой древности служили инструментами целительства, прорицания,
средствами общения с чудотворной Природой. Общество оказалось не готовым к
такому повороту. Перепутанные атеисты исключили возможность даже
медицинского использования галлюциногенов, где они зарекомендовали себя как
мощные инструменты в лечении разнообразных расстройств личности [4, 29].
После запрещения ЛСД (в октябре 1966 года) все открытые программы были
свернуты. В США осталось лишь несколько строго санкционированных работ,
готовых подтвердить то, что угодно услышать хозяевам.

Психотерапия с применением «молекул мистики» — один из современных способов
обретения целостности бытия.

Изменения в сознании, происходящие после знакомства с психоделическими
переживаниями, ведут к формированию более устойчивого типа мышления,
ориентирующего людей на решение проблем личностного роста и гуманистические
ценности в целом. Вероятно, это происходит за счет разрядки негативных
психических комплексов, накапливающихся у человека с момента родовой травмы
(дородовой период развития эмбриона также влияет на особенности его будущей
психики) [3].
Первые сообщения об исследованиях в области галлюциногенов привлекли
серьезное внимание и побудили психиатров и психологов различных стран мира
провести собственные терапевтические эксперименты с ЛСД и другими
психоделиками. Многие сообщения, опубликованные в течение последующих
двадцати лет, подтвердили первоначальные предположения, что психоделики
способны ускорять психотерапевтический процесс и сокращать время,
необходимое для лечения различных эмоциональных и психосоматических
расстройств [5, 29, 34, 35, 40].
Кроме того, появились многочисленные исследования, указывающие на то,
что основанная на применении психоделиков психотерапия может оказать помощь
различным категориям психиатрических пациентов, которые считались
непригодными для психоанализа и других форм психотерапии. Многие сообщения
указывали на терапевтический успех с хроническими алкоголиками,
наркоманами, социопатами, криминальными психопатами, людьми с извращенной
сексуальностью и серьезными расстройствами личности [5, 38].
В начале 60-х годов была обнаружена новая сфера применения
психоделической терапии: работа с безнадежными раковыми больными и другими
неизлечимыми пациентами. Этот подход смог не только облегчить эмоциональные
страдания и сильные физические боли, но значительно изменить представления
о смерти и отношения к ней [13, 36].
Опыт использования ЛСД и других психоделиков в лечении эмоциональных
расстройств насчитывает теперь уже более трех десятилетий. Много времени и
усилий было посвящено исследованию их терапевтических возможностей,
опубликованы сотни профессиональных статей. Как и следовало ожидать, в этой
сложной и революционной области не обошлось без ошибок и достижений.
В течение этих тридцати лет были предложены многие техники
терапевтического использования ЛСД и других психоделиков. Некоторые из
техник не выдержали испытания временем и были оставлены. Другие подверглись
модификациям или были ассимилированы в более сложные терапевтические
процедуры.
Среди подходов, преданных забвению из-за их примитивности и
несоответствия сложному воздействию психоделиков, можно отметить попытку
рассматривать психоделики как еще одну группу фармакологических веществ и
использовать их химические свойства. Это попытки использовать ЛСД и его
аналоги в качестве антидепрессанта, агента шока, отреагирования или
вещества, активизирующего хронические и стационарно-клинические состояния,
чтобы сделать их еще более поддающимися традиционному психиатрическому
лечению [29].
Исследователи, сохранившие доверие к психоделической терапии в условиях
противоречивых сообщений начального этапа, пришли к заключению, что
психоделические вещества являются в большей или меньшей степени
неспецифическими усилителями, а терапевтический успех решающим образом
зависит от факторов нефармакологической природы (экстра- фармакологических
переменных). Наиболее важными среди них являются структура личности
пациента, личность гида, или сидящего, терапевтические отношения, природа и
мера специфической терапевтической помощи, физический и межличностный
контекст сеанса [4, 27, 38].
Сами по себе психоделические вещества могут лишь активизировать психику
и способствовать выявлению бессознательных и сверхсознательных процессов в
сознании. Будет ли этот процесс терапевтическим или деструктивным и
дезорганизующим, зависит от целого ряда иных переменных, не имеющих ничего
общего с фармакологическим воздействием химических веществ. Поскольку
факторы организации и устройства сеанса оказываются крайне важными, нельзя
ожидать волшебных результатов просто от принятия психоделиков; их следует
использовать в контексте сложной психотерапевтической программы [5].
Даже если ограничиться терапевтическим использованием психоделиков в
контексте психотерапии, нетрудно видеть, что эти две составляющие —
психотерапевтические процедуры и воздействие психоделиков — могут быть
соединены различным образом, с различной степенью эффективности. Менее
интересная возможность — использование небольших доз психоделиков для
интенсификации психотерапевтического процесса, случайные психоделические
сеансы в рамках нефармакологической терапии для преодоления защит и
сопротивлений, использование малых доз в групповой психотерапии и сочетание
гипноза и психоделиков, или гипноделическая терапия. Среди техник терапии с
использованием психоделиков наиболее интересными и наиболее
распространенными являются две: психолитическая и психоделическая терапия
[5].
Психолитическая терапия. Термин был введен английским исследователем,
пионером в области ЛСД-терапии, Рональдом А. Сэндисоном. Корень «litic» (от
греч.: elisis» — растворение) указывает на процесс освобождения от зажимов,
разрешения конфликтов в психике. Как в теории, так и в практике, метод
представляет собой модификацию и расширение фрейдовского анализа. Он
предполагает прием ряда (15 — 100) средних доз психоделиков с недельными
или двухнедельными интервалами.
Психолитическая терапия представляет собой постепенное исследование все
более глубоких уровней бессознательного. Терапевт, как правило,
присутствует в течение нескольких часов кульминационного периода сеанса,
обеспечивая поддержку и в случае необходимости давая интерпретации. Все
феномены, происходящие во время сеансов или между ними, трактуются с
использованием основных принципов фрейдовской терапии.
Психоделическая терапия. Сам термин был предложен психиатром и
исследователем ЛСД Хэмфри Осмондом и одобрен в его переписке с Олдосом
Хаксли [27]. Психоделическая терапия в нескольких важных аспектах
отличается от психолитического подхода. Ее главная цель состоит в том,
чтобы создать человеку оптимальные условия для глубокого трансформирующего
переживания трансперсональной природы. Для большинства людей это принимает
форму смерти и рождения Эго, с последующим переживанием космического
единства и других трансперсональных феноменов [3].
Среди факторов, способствующих таким переживаниям, специальная
подготовка, использование больших доз психоделиков, применение средств,
способствующих углублению человека в себя через использование повязок для
глаз, высококачественной стереофонической музыки в течение всего сеанса,
использование духовных сюжетов, искусства и красоты природы в организации
сеанса и обстановки. Разговоры допускаются только перед сеансом и после
него. Во время реального психоделического переживания разговоры не
поощряются, поскольку это мешает погружению в глубину эмоционального и
психосоматического исследования себя. Психоделический терапевт не верит в
блестящие и своевременные словесные интерпретации или иные вмешательства,
соответствующие представлениям той или иной психотерапевтической школы. Он
предлагает пациенту отпустить себя, отказаться от обычных защит и отдаться
спонтанному терапевтическому потенциалу глубинной динамики души.
Большинство психиатров и психологов, проводивших клинические
исследования с психоделиками, явно склоняются либо к психолитической, либо
к психоделической модальности. С моей точки зрения, каждый из этих подходов
в своей чистой форме имеет существенные недостатки. В психолитической
терапии это теоретическое ограничение биографическими рамками,
соответствующее фрейдовскому психоанализу, непризнание перинатальных и
трансперсональных аспектов психики, а также экстернализация процесса
посредством чрезмерного использования словесных интерпретаций.
В противоположность этому в психоделической терапии недостаточно
внимания уделяется биографическому материалу, когда он появляется в сеансе,
и слишком много ожидается от воздействия единичного трансформирующего
переживания. Использование «единичной большой дозы», характерное для
психоделической терапии, эффективно для алкоголиков, наркоманов,
депрессивных пациентов и людей, умирающих от рака: большинство
терапевтических изменений у пациентов с раз-. личными психоневрозами,
психосоматическими заболеваниями и дефектами личности требует обычно
проработки в течение ряда психоделических сеансов [5].
По-видимому, психоделики наряду с содержащейся в них опасностью обладают
также терапевтическими, творческими и религиозными возможностями. Хотя
данные хорошо контролируемых экспериментов немногочисленны, существует ряд
историй болезни, подтверждающих значительный терапевтический успех
психоделиков, принимаемых под профессиональным контролем и наблюдением.
Многие отчеты описывают драматические и устойчивые сдвиги к лучшему у
пациентов, страдающих тяжелыми и безнадежными с точки зрения других методов
терапии заболеваниями; люди, стоящие перед лицом смерти, находили большое
утешение в переживаниях, вызванных воздействием психоделиков [24, 36, 38].
Необъяснимая тревога, иногда охватывающая человека под действием
психоделического вещества, провоцирует аналитический поиск ее причины.
Рассуждая, мы связываем те или иные переживания с подходящими смысловыми
комплексами, то есть, проецируем эмоции на внешнюю ситуацию или внутренние
психологические проблемы, если не вполне уверены в себе. В такие моменты,
особенно у мнительных людей опасения за собственное душевное здоровье могут
вызвать глубокие дезорганизующие переживания — панику, способную задержать
естественное перерождение тревожных эмоций в ощущение обновленного
существования (как это происходит в профессиональном психоделическом
сеансе). Такой опыт довольно часто случается во время самодеятельных
экспериментов [5]. В психотерапевтической практике он называется
незавершенным сеансом, а в просторечии — «плохая поездка» («bad trip»)
[36].
В конце 60-х после запрещения открытых исследований, когда американская
контркультура активно пропагандировала психоделический образ жизни,
эксперименты на себе носили массовый характер. Была широко распространена
практика приема высоких доз ЛСД — 500-600 мкг. (в психотерапии средняя доза
— 200 мкг.). Конечно, среди сотен тысяч людей, безответственно
употреблявших этот препарат, случались трагические инциденты (в основном,
несчастные случаи, но иногда имели место и внешние проявления агрессии
[34].
Действие психоделиков связано с анализом собственных эмоций «Я», и, что
принципиально, с нашей способностью им противостоять. Поэтому тяжелее всего
эти переживания даются людям, живущим в неустойчивом внутреннем мире и
плохо контролирующим выражение своих чувств. Преодоление возникающего
кризиса требует от человека иной раз предельной выдержки и самообладания,
но приносит самое настоящее освобождение — начало новой жизни в ином
качестве. А.Маслоу пишет об этом так: «И вот парадокс — то, что было
болезненным, патологическим и «низменным», становится частью самого
здорового и «возвышенного» аспекта человеческой природы. Погружение в
«безумие» пугает только того, кто не до конца уверен в своей нормальности.
Образование должно помочь научиться жить в обоих мирах» [18].
Психологические кризисы в процессе употребления галлюциногенов могут
выражаться в ощущении неполноценности собственного бытия, например, когда
привычный внутренний мир человека обнаружил свою иллюзорность, но
альтернатива прежним смысловым связям не найдена. Именно образование —
единственный рецепт от понятийной путаницы, возникающей в этом процессе.
Оно дает главное — уверенность в выборе, необходимость которого часто
становится очевидной в измененном состоянии сознания. Если этой уверенности
нет, личностная позиция человека демонстрирует неустойчивость, а для
близких людей его поведение кажется странным. Это связано с процессом
восстановления границ между внешней и внутренней реальностями [18, 37].
Психологические кризисы, возникающие у некоторых людей после
экстатических переживаний (например, связанных с употреблением
галлюциногенов), следует понимать как важные этапы личностного роста,
связанные с последовательным отреагированием добиографических и
биографических моментов травмировавших переживаний, с реорганизацией ранее
неосознаваемых психических структур [5]. По мере освобождения их от
эмоциональной напряженности человек все отчетливее ощущает трансцендентное,
надличностное измерение собственного опыта, осваивает духовное отношение к
окружающей действительности. Кризисы, вызываемые психоделиками, бывают
самыми разнообразными — от острых до хронических. Со временем возможна
активизация психопатологии, в том числе психозов, у предрасположенных к
этому индивидов. Практика показывает, что негативно реагируют на
психоделики, как правило, люди, плохо подготовленные, использующие их в
неподходящей обстановке, употребляющие смесь препаратов или уже страдающие
психопатологией. У лиц, прошедших отбор, в клинических условиях такие
осложнения редки, а вызываемые психоделиками кризисы обычно преодолеваются
с помощью специально подготовленного терапевта. К настоящему времени нет
никаких доказательств того, что психоделики наносят необратимый ущерб
мозгу, даже в случаях длительного их употребления [29].
Работы в области психотерапии с психоделиками дают экспериментальное
подтверждение социальной детерминации человеческой психики, показывают, что
идя вглубь своего бессознательного, человек выходит за границы своего
«ЭГО», находит единую связь с окружающим его миром и людьми [17, 27, 40].
Глубина самосознания — это лучший рецепт от душевной боли, который когда-
либо выписывала Природа людям [37]. По накопленному опыту; можно
предположить, что растительные галлюциногены — тот самый рецепт…

Литература

1. Батай Ж. О самозванстве смерти //В сборнике «Танатография эроса». —
СПб.: 1994
2. Гроф К. Жажда целостности: наркомания и духовный кризис. М., Изд.
Трансперсон. Ин-та, 1999.
3. Гроф С. За пределами мозга: рождение, смерть и трансцендентация в
психотерапии. — М.: Изд. Трансперсон. Ин-та, 1993
4. Гроф С. Области бессознательного: данные исследований ЛСД. — М.: Изд.
Трансперсон. Ин-та, 1995
5. Гроф С. Путешествие в поисках себя: измерения сознания и новые
перспективы психотерапии и внутреннего сознания. — М.: Изд.
Трансперсон. Ин-та, 1996
6. Делез Ж. Логика смысла. — М., «Раритет», 1998
7. Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. — СПб., «Андреев и
сыновья», 1992.
8. Капра Ф. Дао физики :Исследование параллелей между современной физикой
и мистицизмом Востока. — СПб.:ОРИС,1994.
9. Леви-Брюлль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. — М.: 1994
10. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. — М.: 1994
11. Леви-Стросс К. Структурная антропология. — М.:1980
12. Лилли Дж. В центре циклона. — М.: Изд. Трансперсон. Ин-та, 1997
13. Лири Т., Мецнер Р., Алперт Р. Практика приема психоделиков:
руководство, основанное на Тибетской книге Мертвых. — Минск, 1999
14. Маккенна Т. Истые галлюцинации: быль о необычайных приключениях автора
в дьявольском раю. — М.: Изд. Трансперсон. Ин-та, 1996
15. Маккенна Т. Пища богов: поиск первоначального древа знания. — М.: Изд.
Трансперсон. Ин-та, 1995
16. Мамардашвили М. Проблема человека в философии. — М.: «Наука», 1992
17. Маслоу А.. Дальние пределы человеческой психики. — СПб., «Евразия»,
1997.
18. Маслоу А. Происхождение психологии бытия. — СПб., Евразия, 1997.
19. Моуди Р. Жизнь после смерти. (1985) INTERNET:
http://lib.ru/Psychology/Moudi/
20. Пригожин И. От существующего к возникающему М., «Наука», 1985
21. Пути за пределы ЭГО: трансперсональная перспектива. Антология. /Под
ред. Р. Уолша и Ф. Воон/. — М.: Изд. Трансперсон. Ин-та, 1998
22. Ранк О. Травма рождения. (1924) INTERNET:
http://www.psychology.ru/Library/
23. Соловьев Вл. Понятие о Боге. — СПб.:1993
24. Тарт Ч. Измененные состояния сознания. — М.: Изд. Трансперсон. Ин-та,
1997
25. Торчинов Е. Религии мира: Опыт запредельного: Психотехника и
трансперсональные состояния. — СПб, «Петербургское востоковедение»,
1997
26. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. — СПб.: «Университетская
книга», 1997
27. Хаксли О. Вещества, которые формируют умы людей. (1963) INTERNET:
http://www.high.ru/Library/
28. Хаксли О. Остров. Врата восприятия. Небеса и ад. — Киев: «София», 1995
29. Шарлаускас И., Бистрицкис Р. Психоактивные препараты в исследовании
человека. (1999)
INTERNET:http://www.incart.spb.ru/~ikv/meta/russian/texts/
30. Элиаде М. Азиатская алхимия. — Киев: «София», 1998
31. Элиаде М. Мефистофель и андрогин. — СПб.: «Алетейя», 1998
32. Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза. — Киев: «София», 1998
33. Энциклопедия мистицизма [Сост.:Н.Дядьков]. СПб.: «Литера»: ВИАН, 1997.
34. Hofmann A. LSD — My problem child. The story of discovery and use.
//In «Psychedelic Reflections» Ed. Grinspoon L., Bakalar J.B. -N.Y,
1983
35. Krippner S. Psychedelic drugs and the creative process //Humanist.
Psychol. Inst. Rev., L.A. (1980), vol.2, pp.9-34.
36. Leary Т. The psychology of Ecstasy. — San-Francisco: Harvard
University Press, 1975
37. Maslow A. Religions, Values, and Peak Experiences. — Los-Angeles: The
Viking Press, 1970
38. Shulgin А. TIHKAL: Tryptamines I Have Known And Loved. — Berkeley, CA:
«Transform Press», 1996
39. Wasson R.G. Persephone's Quest: Entheogens and the Origins of
Religion. — New Haven, 1986
40. Watts A. The Joyous Cosmology: Adventures in the Chemistry of
Consciousness. — N.Y.: «Pantheon Books», 1962
41. Wilson J. Shamanism and trance states. //Humanist. Psychol. Inst.
Rev., L.A. (1978), vol.1, pp.15-28.